Версия для печати
Среда, 01 сентября 2021 11:48

Так было, так есть, так и будет...

Автор Дегтярёва Татьяна
Оцените материал
(0 голосов)

ПО СТРАНИЦАМ «ГОСТИНОГО ДВОРА» № 1 (17) И № 2 (18)

С чувством знакомой каждому горькой нежности звучат теперь фамилии оренбургских писателей, недавно ушедших от нас, с недосягаемой высоты видятся они сами: Александр Филиппов, Сергей Фролов, Георгий Саталкин, Игорь Бехтерев – яркие кометы неохватного, хлопотливого, грешного, но такого прекрасного творческого мира. Безжалостно быстро и неумолимо они навсегда оставили нас и своё подчас мучительное, но столь благодатное призвание. Вспомним и поклонимся каждому из них. «Гостиный Дворъ», блестящими авторами которого они являлись, предоставляет своим читателям такую возможность.

Так 1 (17) номер журнала разместил на своих страницах рассказ Сергея Фролова «Из юности». Кто он, Сергей Васильевич Фролов? Для меня это в первую очередь добрый мудрец из города Гая. Это светлый человек и писатель, произведения которого наполнили оренбургскую литературу голосом никогда не смолкающей совести, чистотой не размытых временем нравственных ориентиров. Со страниц его произведений смотрят на нас грустные и тревожные глаза людей, на долю которых выпали невероятные тяготы военного и послевоенного времени. Они словно вопрошают нас, сегодняшних: мы вот такие, а вы? Небольшой по объёму рассказ писателя – это ещё одна зарубка в памяти человека, который знает цену настоящего труда, искренней дружбы, не отменённую никакими внешними переменами важность большого, честного дела. И, конечно, это образчик чистоты, трогательности и неповторимости юношеских чувств, когда они подлинны.
Великолепием чудных поэтических строк радует Лидия Измалкина из се-ла Аксаково. Кажется, уж сколько их, обжигающих сердце женских исповедей, легло на страницы «Гостиного Двора». Но вот читаешь:

Мне некуда деться – я снова дышу и пишу,
Я снова смеюсь, если боль, словно плетью, ударит...
Мне нужно одно: то, чего мне никто не подарит, –
Прощенье, которого я у тебя не прошу.

И снова и снова дивишься тому, как можно словом выразить невыразимое, когда чувствуешь и боль предательства, и невозможность что-либо изменить:

Где бы силы взять, чтоб не лечь на дно?
На краю бокала душа дрожит.
Где потеряно всё, остаётся –
Жить.

А ранит не измена, не уход.
Куда больней та лёгкость
и небрежность,
С которой человек перешагнёт
Всё то, что вас объединяло
прежде.
Всего лишь миг. Всего лишь
взмах ресниц –
И целый мир в труху одним движеньем,
И слизывает пламя со страниц
Судьбу, что недостойна
Продолженья.

Как-то сразу ложится на душу, согревает нерастраченным душевным теп-лом и рассказ Александра Атвиновского «Мандарины». С одной стороны, это грустная история о том, как беспощадное наше время не щадит талантов, варварски выбрасывая из активной жизни настоящих её созидателей, каким и является главный герой рассказа. А с другой – это история о том, что иногда жизнь дарит, пусть сказочную, но надежду на справедливость в сегодняшнем неустойчивом бытии.
С некоторой опаской знакомлюсь с творчеством молодых авторов: несколько тревожит этот малознакомый мне народ, его очень здравый, жестковатый, малоэмоциональный взгляд на мир. Но вот с неожиданным интересом прочитала рассказы Марии Чалкиной и вздохнула с облегчением: всё как надо. И не может не радовать, что любовь – трогательная, не всегда разделённая, иногда нелепая, но всё равно любовь – продолжает наполнять жизнь. Что и дружба имеет место быть и «радужным кузнечиком» украшает повседневность сегодняшних молодых.
И имеет место быть Божий Храм. Светло и уютно в нём чудной девочке Полине Пороль. И стихи её – все Оттуда, все светятся чистотой и сладостным чувством приобщённости к месту, которое дарит покой и надежду растревоженной человеческой душе:

Гулкий звон в предвечернем покое,
Свет алтарный янтарно разлит.
Что-то древнее, что-то простое
Здесь царило всегда и царит.
Жизнь ворвётся неистовой пляской,
Постарается душу отнять.
Вспомни древних икон потемневшие краски,
Неземную в душе благодать.

А читая стихи Владимира Изтляева из Адамовского района, ещё раз убеждаешься в том, что хорошая поэзия – это всегда новый, неожиданно свежий взгляд на, казалось бы, привычные вещи, на много раз виденные картины. Увидеть и снова восхищённо залюбоваться ими – это всегда неразгаданная тайна поэзии и человеческой души.

Как хорошо, что в этом мире есть
Расплывчатая тень полувечерья,
И свет луны, и синева небес,
И робкое рассветное свеченье.
Негромок, но всеслышен благовест,
Остра, как бритва, горизонта кромка
В краю черёмух и берёз-невест,
Где реченька с названием Подгорка.

Порадовало и творчество авторов, представленное в рубрике «Наша гостиная». Настоящее удовольствие испытываешь, читая рассказ известного писателя и сценариста Светланы Василенко «Тайный Гамбринус». Он не только о неизвестных неискушённому зрителю трудностях кинопроизводства, не только о легендарном городе Одессе, впервые увиденном автором, но и о муках литературного творчества и иногда невероятных лабиринтах творческого процесса. Ярко, весело, иногда до слёз смешно и при этом не без поучительности.
Философски раздумчивыми стихами о «главном»: о родине, о судьбе, о душе – радует Марина Саввиных из Красноярска.

Блаженны кроткие: их взор не замутнён,
Рассудок – трезв, уста – медоточивы...
На их пути – стремнины и обрывы,
Зубовный скрежет и вселенский стон,
Но их глаза взирают, не сверлят,
Их речи – утоляют, не тревожат,
Как Божий дар, они вкушают яд,
И день мытарств, как праздник, ими прожит...
Нет им преград, и нет у них врагов.
Не знают ни воров, ни дураков.

Хорошо и приятно быть кротким. Только не получается: немилосердная наша жизнь не оставляет кротости ни единого шанса, требуя бдительного противостояния и неизменного жёсткого сопротивления.

Главное – узнать в этой жизни,
кто ты,
Чтобы потом оставаться самим
собой...
Так отделись, душа, от костей
кумира!
Не изменяй себе и не торгуй
лицом!
Самое лёгкое –
глиной в ладонях мира.
Самое трудное –
в Божьей руке резцом.

Тому, кто хотел бы узнать, как оно там было, в восьмидесятых годах истекшего столетия, какими были молодые люди того времени, как и чем они жили, кто были их кумиры, как они дружили, влюблялись, нужно почитать любопытную ностальгическую повесть Александра Ломтева «Лёпа (или семь дней в восьмидесятом)». Семь дней из времени молодости – это не так много, но подробное погружение в него, убедительные детали быта, характеры героев, их работа, умонастроения окружающих людей и при этом абсолютно естественный язык всех действующих лиц – всё создаёт убедительную картину времени и человека, когда он молод, здоров, влюблён, полон планов на будущее и просто любит жизнь.
Доброй традицией журнала «Гостиный Дворъ» считаю публикацию на его страницах произведений авторов из Украины. Стоит ли говорить, как важен голос людей, которые сейчас живут там. Как именно живут, как справляются с навалившейся на их страну бедой, о чём думают и мечтают, – обо всём этом стихи Владимира Спектора из Луганска и Светланы Скорик из Запорожья. Услышим кричащие их голоса.
Владимир Спектор:

А вы из Луганска?
Я тоже, я тоже...
И память по сердцу –
морозом по коже,
Ну да, заводская труба
не дымится.
Морщины на лицах.
Границы, границы...

И прошлого тень возле касс
на вокзале.
А помните Валю?
Не помните Валю...
А всё-таки помнить –
большая удача.
И я вспоминаю.
Не плачу и плачу.
Глаза закрываю –
вот улица Даля,
Как с рифмами вместе
по ней мы шагали.
Но пройденных улиц
закрыта тетрадка.
Вам кажется, выпито всё,
без остатка?

Я помню, помню, помню
и ягоды, и корни,
И даты, как солдаты,
стоят в одном ряду.
А врущим я не верю.
Находки и потери
Приходят и уходят.
И врущие уйдут.

Выжить...
Отдать,
Получить,
Накормить.
Сделать...
Успеть,
Дотерпеть,
Не сорваться.
Жизни вибрирует тонкая нить,
Бьётся, как жилка на горле паяца.
Выжить,
Найти,
Не забыть,
Не предать...
Не заклинанье, не просьба,
не мантра.
Завтра всё снова начнётся опять.
Это – всего лишь заданье
на завтра.

Светлана Скорик:

А коли живы мы, жива Россия,
что ей обвал, и спад,
и круговерть!
Наступит время –
снова будут силы
всё возродить, наполнить,
отогреть.
Россия, Русь, не оттого,
что должно,
пою тебя, а просто ты мне мать,
и если мать свою предать
возможно,
и если мать свою хулить
возможно,
то как же честь и совесть
не предать...

Какое счастье, Боже, в час потери
и даже за пределом той земли –
в свою Россию беспробудно
верить
и сохранять в себе её вдали.

Читаешь, дрожа от бессилия, и успокаиваешься только тем, что если есть люди, пишущие такие стихи, стоит надеяться, что не совсем всё пропало.
Кажется, уж ничем и не пронять сегодня нас, не возмутить наше душев-ное, нет, к сожалению, не умиротворение, а наш какой-то непонятно как во-рвавшийся и прочно утвердившийся в дне сегодняшнем наплевательский покой, этакое стоическое к бедам окружающих людей равнодушие. Ко много-му, кажется, мы уже попривыкли. Но вот прочитала два рассказа Дмитрия Воронина из Калининградской области, и словно в кривом, устрашающем зеркале увиделись переворачивающие душу картинки из этого дня сегодняшнего. Конечно, не всё в жизни нашей так необратимо плохо. Но когда в ней есть то, что так увидел и талантливо воплотил в своих рассказах Дмитрий Воронин, это не может не взволновать, не возмутить совесть, не заставить думать. Жить, примирившись с тем, с чем нельзя примириться, стыдно и грешно. Прочитайте рассказы и последующую критическую статью Александра Бойникова о творчестве Дмитрия Воронина. Она как раз о том, откуда в Отечестве нашем, с его многовековой традицией милосердия, такие страшные проблемы появились, как и вследствие чего укоренились.
Когда человек талантлив, он талантлив во всём. В этом ещё раз убеждают рассказы-воспоминания хорошо известного читателям «Гостиного Двора» блестящего поэта Яна Бруштейна «Еврейское счастье». Что же это за счастье такое – еврейское? Воспоминания автора свидетельствуют, что и еврей-ское, как и всякое другое счастье, составляет то, что и всегда у людей составляло. Счастье Яна Бруштейна – это его здоровые корни, его дедушки и бабушки, его родители, сильные духом, умные и талантливые, умеющие разумно любить и направлять своих детей. Счастье – это верные друзья и добрые учителя. Счастье – верный выбор жизненного пути, и, конечно, немного удачи, и, конечно, талант. Обо всём этом читатель узнает, прочитав светлые и немного ироничные воспоминания счастливого человека – Яна Бру-штейна.
Радует и снова удивляет подборка стихов уникального русского поэта Юрия Кузнецова.

Покосился забор и упал,
Все заборы в России упали.
Голос свыше по пьянке сказал,
Что границы прозрачными стали.

Жизнь свихнулась, хоть ей не впервой,
Словно притче, идти по кривой
И о цели гадать по туману.
Там котёл на полнеба рванёт,
Там река не туда повернёт,
Там Иуда народ продаёт.
Всё как будто по плану идёт...
По какому-то адскому плану.

Особенностям творчества Юрия Кузнецова посвящена как всегда профес-сиональная статья известного российского критика Вячеслава Лютого. «До Кузнецова, – пишет автор, – события, происходившие в мире, практически всегда описывались в отечественной литературе как находящиеся в контексте зримой реальности наличного земного бытия... Юрий Кузнецов впервые соеди-нил в одном поэтическом повествовании фигуры – и придающую им объём-ность подлинности, поразительную достоверность знакомых вещей и узнаваемых действий». Критик замечает, что это замечательное новаторство поэта – его умение проницать в толщу времён, оживляя историю – делает читателя «свидетелем запредельной для человеческого понимания истории». Вячеслав Лютый отмечает соединение в творчестве Кузнецова надмирности и одновременно неразрывности его творческих задач от задач земных: «Кузнецов останется вечным свидетельством поистине безграничных возможностей отечественной литературы в постижении смысла бытия и сокровенной задачи родной земли, останется высоким примером творческого мужества и интеллектуальной последовательности на том пути, который – по наитию или по воле Божьей – выбирает подлинно русский художник слова».
Совершенно необыденным явлением выглядят на страницах «Гостиного Двора» стихи известного московского поэта Евгения Чигрина. Это для реального, «классического» взгляда на вещи что-то, без преувеличения, из ряда вон выходящее. В его стихи нужно всмотреться, а точнее – напряжённо вслушаться, чтобы почувствовать невероятную, даже запредельную стихию авторского слова, ритма, головокружительность поэтического полёта. Глубоко погрузившаяся в этот особенный мир поэта Елена Крюкова пишет: «Чигрин – поэт, смело обнимающий мыслью реальное и ирреальное. И это так прекрасно и странно! Мы слишком привыкли к тому, что поэт обрисовывает, живописует натуру. А если не натура – тогда что это?.. о, это опасно, это зыбко и тревожно, не ходите туда, во тьму приснившихся веков!.. не вспоминайте сбитых во имя лучезарной свободы оков… Чигрин сбивает кандалы реализма для того, чтобы за руку ввести нас в над-реализм и под-реализм, в вокруг-реализм, в за-предел-реализм – с замиранием сердца входя в чигринскую поэтику, вы чувствуете себя тем самым легендарным средневековым монахом, что храбро высунул голову из очерченного окоёма, из земной Ойкумены, из небесного Эмпиреева кольца, Жилища блаженных, чтобы глянуть: а что же там дальше, вдалеке?.. – и, о ужас, о чистая радость, обнаружил там невероятие кучно, скопом мерцающих иных звёзд, инаких дивных миров, инших безумных светил, – о неизречённый восторг!»

«Нет, весь я не умру...» В заветной мандолине
Останется души какой-то слабый вздох.
Фантомный визави в фасонистом цилиндре
В 12:35 включает монолог,
Который молча я поддерживаю, ибо
Сказать вполне бы мог подобное, когда
Кошмарное плывёт в пределах манускрипта...
На стуле ночь сидит в подсветке колдовства.
И замираю я. Виденье замирает.
И лучше смерть, что вне трактовок и т. д.
Да, лучше бред химер, в который вырастает
Планида, что стоит, как сторож в темноте:
Качает торрент свой из разных файлов неба,
Чтоб автору стиха нарисовать финал
И что-то там ещё в иллюзионе Феба –
Субстанцию души входящую в астрал?..
Нет, весь я не умру, когда идёт кругами
И плющит жизнь двора Октябрь-Мальчиш-Плохиш,
И выдыхает тьму, и мокрыми губами
Ещё живой листве приказывает: «Кыш»,
И накрывает дождь, как алфавит писаку-
Мараку, что сказал, да что он может ска...
Оракул? Идиот, камлающий бумагу?
«Умрёшь, тогда поймёшь», – вышёптывает мгла...

В марте нынешнего года ушёл из жизни Валентин Яковлевич Курбатов, советский и российский литературный критик, литературовед, прозаик. Это если говорить официально. А если неофициально, то Курбатов – человек, без-заветно влюблённый в русскую литературу, преданный русскому слову, нестандартно мыслящий и абсолютно честный в каждом своём суждении. Страстное стремление сохранить, не дать размыть сегодняшними сиюминутными веяниями то сущностное, что несут в себе выстраданные во времени (говоря строкой Анны Ахматовой) «русская речь, великое русское слово», – вот его творческое кредо. И только частично опубликованная его переписка с Валентином Распутиным как нельзя более подтверждает это.
В своём вступлении к переписке Курбатов поясняет: «Забвение торопится отнести ещё вчера всеобщую для русского сознания деревенскую литературу к почтенной истории, уже ничего не определяющей в нынешнем». А представленные письма как раз подтверждают, что именно писатели-деревенщики первыми почувствовали, что происходит тотальная, не виданная доселе замена исконных ценностей русской культуры на что-то гораздо более жёсткое и примитивное. И первыми именно такие писатели начали бить тре-вогу.
«Россия успела сменить генетику и вот-вот родит из своих потёмок ка-кую-то неведомую нам державу с чужим языком и мыслью». Настоящая беда, по мысли автора, в том, что слово стало терять свой изначально заложенный в него смысл, «слово как-то существенно поистратилось, размылось в своих существенных смыслах, оказалось выпущено, будто вместо зерна одна полова осталась, – отчего никакие статьи и никакие книги (и искреннейшие, и честней-шие) уже не действуют на человека».
Ворвавшиеся в нашу жизнь недобрые веяния, спешат, по мнению Вален-тина Курбатова, освободить человека «от «обузы» нравственных обязательств и пожить «по своей воле». А уж как нынешние молодые люди вышли на улицы, уткнувшись в айфоны и планшеты, как прежде монахи в молитвенники, можно слова «память» и «народ» вычёркивать из словаря или ставить осмотрительное «устар.». Большой бедой считает Валентин Курбатов разрушение, казалось бы, столь нерушимого некогда единства русских писателей («...никак мне не смириться с тем, что вы порознь и пока ещё продолжаете удаляться друг от друга, и никак для себя не определю, верно ли это перед Богом, а не перед короткой человеческой правдой»), неумение «говорить друг с другом, а не друг против друга».
В продолжение этой своей мысли, он, имея в виду именно писателей, пророчески заметит: «А мы оказались жёстче, чем следовало, и вот на этом-то и можем быть пойманы расторопными дирижёрами, которые мелкие трещины сумеют довести до неперешагиваемых пропастей. Нам бы удержаться всё опе-режающей любовью, которая простит и срыв, потому что неловкое слово мож-но поправить и скверный поступок поправить другим поступком, а мы, к сожалению, слова выучились ставить впереди любви и считать их вырубленными в бронзе или начертанными на небесах. За это и будем платить тяжкой мерой всё более плотного одиночества и в конце концов оставлять сиротой свою Родину. Без любви мы подлинно «кимвалы бряцающие». Сто раз повторю когда-то поразившее – победить нельзя только безоружного человека. Это доказал Христос, но никто не хочет его доказательств, хотя всяк берёт его на вооружение. С тоской и отчаянием вижу, что сегодня Христос чуть не дальше от России, чем до крещения».
Ах, как бы да услышали всё это писатели дня сегодняшнего... Валентин Курбатов абсолютно убеждён и в том, что «культура не умеет и, как кажется, не должна бороться политическими средствами – она неизбежно терпит в этой борьбе поражение». «Сидели ли Толстые и Достоевские по правительствам, даже Бунины и Горькие? А нам непременно трибуну подавай, министерское кресло. А что выходит?»
И в заключение хочется напомнить, теперь уже как завещание, призыв Валентина Курбатова: «Спасти Родину можно только любовью к ней и друг к другу. Мы за любовь принимаем что-то другое, и немудрено, что ничего у нас не выходит»; «Надо просто сохранить человека, сберечь простое его сердце и живую душу. Никто, кроме культуры, этого не сделает. Никакой пример, кроме её спокойного сопротивления и стояния на своём, не поможет»; «Нам действительно придётся взяться за перо и спокойно и твёрдо, несмотря на рёв тысяч «глушилок», лечить его от помрачения».
При всём желании выделить в переписке что-то особенно важное не полу-чается, потому что главное в ней – всё. И потому, думается, важно для каж-дого, кто русской литературой по-настоящему дорожит, всю переписку прочитать, чтобы насладиться всей тонкостью писательской мысли, почувствовать весь её трепет, всю боль, тревогу и вместе с тем (где-то между строк) некую надежду на будущее.
Тема 60-летия полёта Юрия Гагарина в космос красной строкой проходит через весь 2 (18) номер журнала «Гостиный Дворъ»: от обложки и проникновенного стихотворения Павла Рыкова в заставке до поэтического «Апрельского букета Гагарину» и далее, включая ряд воспоминаний, до работы Ивана Коннова о песнях, посвящённых первопроходцам космоса. И это не может быть иначе, ведь Гагарин – особая гордость не только Смоленщины, но и Оренбуржья. Не передать не видевшим того эпохального дня всего ликования и поистине братского единения советских людей в общей невиданной доселе радости. Но можно прочитать составленную Дианой Кан подборку стихов авторов из разных уголков страны («Апрельский букет Гагарину») и подумать о многом, и почувствовать неизменную, иногда до слёз трогательную любовь к первому космонавту представителей разных поколений.

Открытое лицо и добрая улыбка –
Впервые человек взмывает
над Землёй!
Гагаринский полёт:
нет права на ошибку.
Спасибо, наш родной,
за славный подвиг твой.
(Надежда Лисогорская, Москва)

В город Звёздный письмо-транспарант
Всем сиротским приютом,детдомом
Написал для него интернат.
А в ответном письме космонавта
Наш директор с дрожащим лицом
Прочитал: «Дорогие ребята,
Я теперь буду вашим отцом».
Взвыла школьная наша линейка.
Но директор строчил по письму:
«А обидит вас Семичев Женька,
Надеру тогда уши ему!»
(Евгений Семичев, Самара)

В стихах «Апрельского букета Гагарину» много и печальных раздумий, много горечи несоответствия великого подвига и грустных реалий дня сегодняшнего.

За Гагариным к звёздам нетленным
Мы с планеты навеки ушли.
Нам мешают мечтать о Вселенной
Адреса и приметы земли.
(Наталья Егорова, Смоленск)

...На обгоревший остов
глядит с небес Гагарин,
как в опустевших залах
бомжи справляют пир,
не узнавая места,
где крылья он расправил,
став первым среди равных
на весь подзвёздный мир
Страна моя, опомнись,
ведь ты была крылата,
из пепла подниматься
тебе не привыкать.
Пусть к легендарной лётке
слетятся «соколята»:
не может сын оставить
в беде больную мать.
(Елена Кубаевская, Оренбург)

Ностальгически нежными красками, трепетом первых чистых чувств от-крывающегося детской душе мира наполнены новые рассказы Павла Рыкова. Вспоминая своё детское восхищение речными камушками, автор пишет: «Мне кажется, память – как эти камушки. Вроде и вспоминать нечего, всё серо и однообразно. Но вдруг заблещут на солнце струи чистейшей проточной уральской воды, томяще запахнет прибрежными талами, затрепещут крыльями, зависнув над камышами изумрудные стрекозы, застригут воздух береговые ласточки, добывая пропитание себе и птенчикам. Засияют вновь, обретая цвет, мои камушки». Ярким многоцветием прожитой жизни засверкали в рассказах философски раздумчивые камушки-воспоминания Павла Рыкова. Трепетно отзываются они в душе каждого, кто, как и герой этих рассказов, в то особенное послевоенное время получал свои первые жизненные уроки и кто тоже помнит, частицей чего он является.
Новая подборка стихов Виталия Молчанова «Лаовай» посвящена впечатлениям автора от поездки в Китай. Полновесное сочное слово автора, богатое разнообразием оттенков, создаёт зримые образы увиденной страны.

В садике старом спокойно,
нешумно и тесно,
Мостиков узких касаются
гибкие ветки.
Красного клёна топырятся
острые пальцы:
«Здравствуйте, добрые люди,
средь зелени дивной
я затерялся один».

И далее вместе с автором мы наслаждаемся чудными картинами гостеприимной земли, где и клумбы-красавицы, и резные камни, и «женщина в платье затейливом, сакуры цветом». Всё непривычно, нарядно, глаз не оторвать. И не верится автору стихов, что через неделю обрушатся на всю эту красоту затяжные дожди, «а через две – смертоносный появится вирус». Стихи Виталия Молчанова ещё раз подтверждают, что Китай – удивительная и не перестающая удивлять страна контрастов. С одной стороны, не подвластная никаким переменам приверженность вековым традициям, красоте давно сложившихся образов:

К подножию горы прильнул
буддийский храм,
В прохладе и тиши перебирает
чётки.
И воздух густ и свеж,
как зимняя слеза,
Упавшая на грудь невесты
в красном платье,
Когда любить нельзя
и не любить нельзя,
И ветра холодны разлучные
объятья.

С другой – при неизменной своей традиционности в Китае идёт непрерывное освоение новых, здоровых с точки зрения китайцев, веяний. Лаовай (чужестранец) не может не чувствовать здесь своей чужеродности, как не может не выразить и своей восхищённости этим самобытным, раз и навсегда выбравшим свой путь народом.

К звёздам вырывается Китай,
С молоком смешав зелёный чай
Для потомка злого хунвейбина.
Время пьёт печаль из чашки сна,
Прошлое – прекрасная весна
Возрожденья древнего народа.
Лаовай, упавший в гаолян,
Завистью декабрьской обуян:
– Нам бы так...
Идём, не зная брода.

Говоря о творчестве молодых, нельзя с отрадой не отметить, как выросло творческое мастерство, глубина проникновения в тему педагога и психолога из Новотроицка Ирины Родионовой. Она остаётся верна теме «униженных и оскорблённых» нашего времени. Её роман «Поросль» о семье, в которой пью-щая мать и семь её детей от разных отцов. Такая ситуация сегодня, увы, не единична и, предвидя горестность повествования, можно просто отмахнуться: много их таких, всех не пережалеешь. Это если смотреть со стороны.
Ирина Родионова со стороны смотреть не умеет, мужественно и честно всматриваясь в каждого своего героя, вовлекая в это и читателя. И прочитав несколько абзацев, понимаешь, что бросить чтение невозможно и что каждый представитель этой несчастной семьи становится тебе дорог. Продолжение романа ждём в следующих номерах, но уже сейчас в нём явно прослеживается и ещё одна крайне важная тема: всё возрастающее социальное расслоение, при котором одни дети – растущие в роскоши «цветы жизни», а другие, как герои повести, только поросль: «Поросль! Как будто мы сорняки какие-то, повылазили из земли и растём сами по себе. А я не сорняк. Я, между прочим, такой же человек, как и все», – говорит старшая в семье – Аяна. А «цветы» сегодня не только чванливы не по заслугам, но скуки ради придумывают жестокие игры, жертвами которых становятся обездоленные. Проблемы в романе затронуты сложнейшие, но, думается, если бы представители социальных служб и педагоги умели бы так конкретно, всматриваясь в каждого ребёнка, чувствовать его боль, как это делает молодой автор романа «Поросль», проблем было бы меньше.
Современной русской прозе катастрофически (как отсутствия духовного кислорода) не хватает настоящего, не надуманного и убеждающего в своей ненадуманности положительного героя. И как радостно, когда такой герой появляется. Спасибо оренбуржцу Антону Горынину! В своей пьесе «Деревян-ный Юсуп» он создал образ порядочного, умного, твёрдого в своих убеждениях человека. И это при полном отсутствии модной сегодня «крутизны». Его во всех отношениях положительный герой просто не умел и не хотел быть другим. Конечно, автору в значительной степени помог прообраз главного героя – реального лётчика Дамира Юсупова, который 15 августа 2019 года в подмосковном Жуковском совершил жёсткую посадку в кукурузном поле и спас более двухсот пассажиров. Но, как подчёркивает сам сценарист, пьеса его совсем о другом. Прежде всего, она о верности своей мечте. Когда очень веришь и твёрдо идёшь к тому, во что веришь, мечта имеет особенность сбываться. Она и о том, что идти надо честно и смело. И тогда всё получится, как получилось и у реально существующего лётчика-героя Дамира Юсупова.
Большим человеческим теплом, добрым взглядом на жизнь, какой бы она ни была, участливостью к людям пронизаны рассказы Владимира Молчанова. Душевно просветлёнными, несмотря на многие невзгоды, видятся и его герои: Алексей из рассказа «Крест» и Варвара из рассказа «Ноша». Они совсем не похожи, и судьбы у них разные, но их объединяет и спасает одно – умение дос-тойно нести свой крест и жить с Богом в душе и с милостью к людям.
В рубрике «Наша гостиная» хочется отметить повесть Олега Селедцова из Майкопа. Красногалстучная, звонкоголосая советская пионерия... Кто из представителей старшего поколения не помнит её ярких примет: пионерские сборы, речёвки, марши, песни, костры. И никогда не соглашусь, что это не ра-довало и глаз, и сердце, а главное, не вызывало у ребёнка гордости, своей значимости. И задумывалась пионерия как большое государственное (не меньше!) дело. Но, к сожалению, время медленно превращало славные традиции в формализм. Требовались обновления, новые подходы к работе с детьми, неформально делающие своё дело талантливые педагоги. Такие, к счастью, находились. Они искренне хотели качественных перемен. История о том, как группа молодых педагогов-энтузиастов решила создать в пионерском лагере «республику», в которой было бы весело и по-настоящему интересно, представлена в повести Олега Селедцова «И в полдень, и в полночь...». Какими были эти молодые романтики, по-настоящему любившие детей, как и что им удалось сделать, и рассказывает повесть, написанная добротным языком, с большим чувством юмора и глубоким интересом к проблемам детского воспи-тания.
Удивительный, ласкающий душу свет врывается на страницы «Гостиного Двора» вместе со стихами Виктора Брюховецкого из Ленинградской области:

А солнце било это всё с размаху
Лучами света в локоть толщиной,
И, расправляя под ремнём
рубаху,
Пел человек, влюбляясь в шар
земной.
Я песню эту слышу сквозь эпохи
И, принимая будущую тьму,
В любом цветке, в любом
чертополохе
Я вижу солнце и молюсь ему.

В простых, каждодневно повторяющихся событиях поэт видит проявление глубоко заложенных смыслов бытия:

И музыкою сфер, и сумеречной
мглою,
И сусличьей норой с капканом
и флажком,
И космосом с его космической
золою,
И снежною крупой, и пенным
свежаком...
Я думал – это быт, а оказалось –
небо,
Я думал – это прах,
а оказалось – быт,
Я думал, что я был, а оказалось,
не был,
И, значит, я не жил, и, значит,
не убит.

За, казалось бы, обыденными картинами Виктор Брюховецкий умеет чувствовать неизменные проявления торжества жизни. И всякий раз его любящее сердце томится неразгаданной тайной родной земли:

Поездная тоска. Ни рукой,
ни ногой...
Выгибается поезд гремящей
дугой!
Наплывают поля, уплывают
поля.
Чернозёма пласты, ястреба,
гоголя...
Вот скажи: где такое увидишь
ещё?
Да нигде. Да ни в жизнь.
Ни в какие века!
Чернозём... Ястреба... Тополя...
Вороньё...
Лебединая песнь! Золотая строка!
Поезд порет пространство
на тряпки, как холст.
Убегают колосья за край
ковылей.
Мне любить эту жизнь
до разлуки, до звёзд,
До последней великой печали моей.

Свои впечатления от 2 (18) номера журнала «Гостиный Дворъ» хотелось бы закончить многоговорящей гагаринской темой. Её продолжают и тёплые детские воспоминания Светланы Василенко, и публикация Андрея Альтова «Многое мне дал Оренбург», где автор знакомит читателя с малоизвестными страницами жизни первого космонавта, используя и свои личные воспомина-ния, и воспоминания своих друзей. А венчает космическую тему глубокий и как всегда точно выстроенный материал Ивана Коннова «Созвездие Гага-рина». Автор пишет: «О подвиге Гагарина написаны книги, сняты фильмы, его образ нашёл широкое отражение в изобразительном и, конечно же, в музыкальном искусстве. Надо сказать, что из всей творческой среды ближе всех к покорителям космоса были именно создатели песен».
Коннов в своей статье представляет подробную, пошаговую историю многих удивительных песен, связанных с освоением космоса, начиная от «Авиамарша», «Родина слышит», «14 минут до старта» и заканчивая «Травой у дома». Читаешь статью и так ярко, зримо слышишь удивительные мелодии, передающие всю неповторимость, «крылатость» того времени, которое дарило веру в невозможное, веру в свою страну, когда были так естественны чудо и счастье подвига. Надо очень любить и знать советскую песню, ощущать серд-цем неповторимую атмосферу той эпохи, надо скрупулёзно и ответственно относиться к использованию документального материала, чтобы писать так, как это делает Иван Коннов.
Работу завершает текст Николая Добронравова для песни Александры Пахмутовой о Гагарине:

Тебя вспоминают Парижа окраины,
Проспекты Москвы и рязанская рожь...
А дети на свете играют в Гагарина –
Значит, ты на планете живёшь!

«К этому, – пишет автор, – можно добавить только одно: так было, так есть, так и будет».

Прочитано 228 раз

Похожие материалы (по тегу)