В лекционной части вечера немало говорилось о красноречивых штрихах, по значимости превосходящих широко растиражированные факты. Показателен тот момент, когда 20-летняя Казакова меняет своё диковатое, с идеологическим подтекстом имя Рэмо (Революция, Электрификация, Мировой Октябрь) на гармоничное Римма, заявляя, что хочет быть человеком, а не аббревиатурой наподобие ВЦСПС. Впечатляет также история об эвакуационном поезде, вёзшем в Удмуртию будущую писательницу, в то время ещё маленькую девочку, и разбомблённом прямо в пути. После этого страхов в её душе почти не осталось.
По уже сложившейся традиции в программе участвовали Ася Хисматуллина, Екатерина Литовченко и Татьяна Ражева. Они читали те стихи Риммы Казаковой, которые наиболее точно характеризуют её творческую манеру и личностные качества, например, «В какой-то миг неуловимый», «Работаю», «Ожидание», «Из первых книг», «Не получилось».

Всё пойму на выдохе и вдохе
и пойду с другими заодно
мимо жизни, около эпохи —
ибо нам вмешаться не дано.
Не умру от голода и жажды,
что-нибудь и мне перепадёт...
И с эпохой разминусь однажды:
я пройду – или она пройдёт.
                            («Попытка диагноза»)

Размышляя о Казаковой, следует представлять себе, что, невзирая на та-лант и широчайший круг общения, она испытала на себе невзгоды, знакомые самым обычным российским женщинам. Её жизнь осложняли бедность, страшно пьющий муж, наркозависимый сын, всё глубже погружающийся в маргинальную среду и приводящий в дом то деклассированных приятелей, то подруг с расшатанной психикой.
Зрители увидели выступление Казаковой на литературном фестивале эпохи оттепели, фрагмент интервью, взятого у поэтессы в 2000-е годы, клип на посвящённую Великой Отечественной войне композицию «Небо голубое» (другое название – «На фотографии в газете»). Кроме того, были показаны концертные записи артистов, исполняющих песни «Мой первый день без тебя», «Безответная любовь», «Ариадна».
Римма Фёдоровна согласилась сотрудничать с отечественными эстрад-ными вокалистами не ради роста собственной известности, а по весьма горькой причине: ей стало не на что содержать родственников, она вынужденно бралась даже за сценарии для корпоративных праздников. Порой её текст менялся (разумеется, в худшую сторону) за счёт того, что зазнавшиеся поп-звёзды требовали упростить стихотворные строки или вообще добавляли в них отсебятину.
Казакова, волевая и саркастичная, на дух не переносила рассуждения о слабом поле и бабьей доле, настаивая: «Женщина говорит «Я была», мужчина – «Я был». Вот и вся разница между ними». Поэтесса воплощала в себе трудовое, деятельное отношение к миру, уверяя в своём стихотворении-кредо:

...Но доброта не зря на свете
и сострадание не зря.
И жизнь не выставка, не сцена,
не бесполезность щедрых трат,
и если что и впрямь бесценно –
сердца, которые болят.