Версия для печати
Пятница, 17 апреля 2020 15:02

Раздумия на Страстной неделе

Автор Рыков Павел
Оцените материал
(0 голосов)
Рогир ван дер Вейден «Снятие со Креста» Рогир ван дер Вейден «Снятие со Креста»

Начало Страстной недели принесло тяжелое испытание православным христианам России. Помимо «самоизоляции» вдруг оказалось, что для прихожан закрылись храмы, где можно было получить утешение в столь непростое время. Этого не было с возрождения Церкви в 1943 году (не говоря уж про дореволюционную Россию).
Чтобы хоть как-то уменьшить скорбь верующих людей, мы представляем подборку духовной поэзии оренбургского литератора, журналиста, драматурга Павла Георгиевича Рыкова.

    ДВЕНАДЦАТЫЙ

Грошей в ящике лишь на три сухие лепёшки
И на четыре чаши сладенького винца...
Грошики пересчитывает он, идучи по дорожке,
Которой, как кажется, не будет конца,
Вслед за Одиннадцатью. Слушает, как бурчит
Голодное брюхо, напоминая: обеда время пришло.
А тут ещё обувка снашивается, будто горит,
Изветшали одежды. Хорошо, что весна, и тепло.
А скоро Песах, но Агнца им не видать,
Не слизывать с пальцев жир его молодой,
Рёбрышки не обгладывать, печёночку не вкушать,
Потому, что Учитель – чтоб его – с куцею бородой
Всё повторяет, что сокровища на небесах.
Но высоки небеса! А небесный денежный ящик?
Я хочу увидеть его воочию, сам,
Руку в эту скрынницу запуская почаще...
О, как бурлит, как скворчит в животе
Ершалаим недалече, дойти бы туда поскорее
Мяса бы! Пожрать бы, себе не отказывая в еде,
Как это делают все правоверные иудеи...
Там, в Ерашалаиме Первосвященника двор,
Пред стучащим двери всегда отворятся.
Проскользну под вечер, незаметно, как вор.
И сребреники под луной блеснут и во тьме растворяться.

Агнец Пасхальный рукою резника будет сражён.
Жертва готова. Подайте с Седером блюдо...
Он припускается рысью, брюхом своим ведом,
Апостол Двенадцатый.
И кличка ему отныне – Иуда.

  ОСЛИК

Ослик ушастый, серый трудяга,
Палками битый да солнцем палим.
Не разумеет, видно, бедняга,
Кто на нём едет в Ершалаим.

Тук-тук-тук-тук – ступают копытца.
Люди зачем-то кричат без конца...
Ах, бы воды, бы! Ох, бы напиться!
Кто отжалел бы охапку сенца!

Так же и мы... Иного – не надо;
В землю глядим и ушами прядём...
Мимо, мимо Небесного Града,
Мы за охапкою сена бредём.

ОЖИДАНИЕ

Приход Спасителя без ожиданья невозможен,
Как без заката невозможен и восход.
Неистовствуем: – Дайжедайжедайжедайже, Боже!
Обретя, распннаем, кого Он пошлёт.

МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ

Ручей кедронский немолчно журчит.
Звёзды распускаются, небеса осияв.
Внимает хоть кто-то молитве в ночи:
– Да минует меня чаша сия!
Но апостолы спят.

Да, кому надо вслушиваться в эти слова,
Если кухарь баранью ляжку перчит,
Если хмельное переполняет края
Ритонов? Пусть замолчит, замолчит,
Наконец, замолчит тот, кто уста, сомкнувши, кричит:
– Да минует меня чаша сия!
Когда апостолы спят.

Эй, бормочущий! Лучше вслушайся: Ершалаим
Пиршествует! Над жаровнями дымная кисея.
Дух наслажденья неостановим!
Держись подле сильного! Мы уже с ним!
Или не веруешь, что Кесарь непобедим?
– Да минует меня чаша сия!
Потому, что апостолы спят.

Кимвалы бумцкают, подгоняя напев.
Шуткуют повапленные шуты, всё и вся осмеяв.
Духовые орудия взвыли, осатанев,
Бражники, подпевают, осоловев,
Потаскухи опять принимают, подмыться едва успев,
– Да минует меня чаша сия!
Даже если апостолы спят да спят.

А оболтусы на ишаках шугают Ершалаим,
Ушастые, словно байки, шуруют, во всю голося.
Градоначальника сын, развратным стремленьем томим,
На самом длинноухом несётся. За ним
Свора подобных. За кавалькадою пыль, аки дым
– Да минует меня чаша сия!
А апостолы всё ёщё спят.

Той порою через Кедронский поток
Воины перебираются, факелы смоляные неся.
Жизни – только один глоток,
Глоточек...И времени для пробуждения ни на ноготок.
И уже невозможно покинуть этот садок.
– Да минует меня чаша сия!
Но апостолы спят.

Спите, апостолы; Сны в эту ночь да будут легки!
Только завтра кровавые раны Спасителя станут зиять.
Царства разрушатся по мановенья руки
Лукавого. От Бога отрекшиеся дураки
Реки будут поворачивать вспять, и сталкивать материки
– Да минует меня чаша сия!
Апостолы, посапывая, под оливами спят.

ГЕФСИМАНСКИЙ САД

Учись прощать. Учись просить прощенье,
Смиряя кровь, не умножая зла.
Как страшно знать – не будет возвращенья
Под сень олив... Ты помнишь: ночь была

И шли враги, ступая вслед Иуде.
Во тьме кроваво факел стражи плыл.
На помощь звать? Молить Отца о чуде,
Когда ты знаешь, что твой час пробил?

Когда невмочь, когда обступит лихо,
Когда отрезан даже путь назад,
Закрой глаза, прочти молитву тихо,
И вспомни ночь, и Гефсиманский сад.

ПОХВАЛА ГВОЗДЯМ

Шорник шьёт сбрую. Тесто пестует тестомес.
В давильню винодел отправляет грозди.
Дровосек на ослике – за дровами в лес.
А мы выковываем гвозди.

Задышали меха, огнь лижет металл.
Он побагровел. А затем побелел, словно от гнева.
Удар, удар и искры металл заметал.
А затем, поостыв, стал цвета закатного неба.

Веско выцвякивают молотки,
Довершают начатое звонкоголосые молоточки.
Ах! Какие славные получаются гвоздки.
Кованые чудо-гвоздочки.

А следом – в масло. Бульк – и пошли ко дну.
Масло вскипает, и гвозди чернеют, остывши сразу,
Двенадцать гвоздей – один к одному.
Калёные гвозди – как по заказу.

Двенадцать сребреников – надобно пересчитать.
Всё в этой жизни требует пересчёта...
А куда остроклювые гвозди будут вбивать –
Наша ли это забота?

Есть, кому думать о том и о сём.
Есть, кому соразмерить силу удара.
А мы с молотобойцами винца хлебнём
В славном подвальчике у базара.

А там выпивоха расскажет, что на Лысой горе
Двое распинаемых, когда прибивали их, сильно кричали.
А один – молчмя терпел. И на такой-то жаре!
Так что, гвоздочки наши к месту, и не подкачали.

Если кого распять – пожалуйте в кузню у Навозных ворот,
При дороге в Огненную Геену...
Рукомесло наше ценят и прокуратор, да и народ.
Потому, что гвозди не подвластны ни рже, ни тлену!

     ЖЕНЫ-МИРОНОСИЦЫ

Пока иные укрывали лица,
Как тень, скользнув в укромные места,
Они пошли, чтоб снявши Плащаницу,
Умастить мирром мёртвого Христа.

Был тяжек путь чрез раскалённый город,
Где солнце, как начищенный доспех,
Блистало. Пыль сушила горло
И сердце рвал легионеров смех.

Те вспоминали нищего пророка,
Который не сумел себе предречь
Смерть на кресте. Нет, чтоб уйти далёко
В пустынный край, и тем себя сберечь.

Харчевни пахли подгорелым жиром,
Ослы кричали, а у входа в Храм
Торговцы, ожидаючи наживу,
Заманивая к жертвенным дарам.

Ничто, ничто их не остановило
Да и могло ли что остановить
Жён поспешавших на пути в могилу,
Чтоб бренный прах в последний путь обмыть.

Как горбит спины тяжкий груз печали,
А слёзы застят ясный свет небес...
Свершилось чудо! Женщины узнали
Допреже всех, что Иисус Воскрес.

...................................................

Не так ли средь свирепого гоненья,
Когда взрывали храмы на Руси,
Молились бабы русские в селеньях
И повторяли: «Господи, спаси».

Сказал Христос в ответ: «Я слышу, слышу
Молитесь, и по вере будет вам»...
И вновь кресты над Русью выше, выше,
И вновь детей крестить приносят в храм.

Неодолима той молитвы сила.
Она немногословна и проста.
И отступают смерть и мрак могилы
Пред чудом Воскресения Христа.

  ФОМА НЕВЕРУЮЩИЙ

Уверуешь ли, в рану тыча перстом,
Когда нашёптывают: « На ощупь проверьте»...
Сколь сладко следовать за Христом,
Пока далеко до Креста и Смерти!

А сердце лижет сомнения бес:
– Позволь коснуться Твоих отметин,
Желаю удостовериться, что Ты воскрес.
Тогда уверую, что и я бессмертен.

И ещё, Господи, один-разъединый вопрос:
Не спотыклив ли путь до Небес и Рая..?
Со скорбью глядит на меня Христос,
Раны кровоточащие подставляя.

ТРОИЦА

В храме деревенском Троица Святая.
Старая икона, простенький оклад...
Что ты испытала, милая, родная?
Муки поруганья, взрыв и камнепад.

Из-под смертной груды взорванного храма
Бабушка-старушка извлекла на свет
Триединство Божье. Омыла слезами.
И спасла икону, Богу дав обет.

Мы о наших бедах горестно вздыхаем.
Что случись – рыдаем. Можем завопить.
А старушка знала: Бог не поругаем.
Надо только верить. И с надеждой жить.

(С) П.Р.

Прочитано 421 раз Последнее изменение Пятница, 17 апреля 2020 15:10

Похожие материалы (по тегу)