ДВЕНАДЦАТЫЙ
Грошей в ящике лишь на три сухие лепёшки
И на четыре чаши сладенького винца...
Грошики пересчитывает он, идучи по дорожке,
Которой, как кажется, не будет конца,
Вслед за Одиннадцатью. Слушает, как бурчит
Голодное брюхо, напоминая: обеда время пришло.
А тут ещё обувка снашивается, будто горит,
Изветшали одежды. Хорошо, что весна, и тепло.
А скоро Песах, но Агнца им не видать,
Не слизывать с пальцев жир его молодой,
Рёбрышки не обгладывать, печёночку не вкушать,
Потому, что Учитель – чтоб его – с куцею бородой
Всё повторяет, что сокровища на небесах.
Но высоки небеса! А небесный денежный ящик?
Я хочу увидеть его воочию, сам,
Руку в эту скрынницу запуская почаще...
О, как бурлит, как скворчит в животе
Ершалаим недалече, дойти бы туда поскорее
Мяса бы! Пожрать бы, себе не отказывая в еде,
Как это делают все правоверные иудеи...
Там, в Ерашалаиме Первосвященника двор,
Пред стучащим двери всегда отворятся.
Проскользну под вечер, незаметно, как вор.
И сребреники под луной блеснут и во тьме растворяться.
Агнец Пасхальный рукою резника будет сражён.
Жертва готова. Подайте с Седером блюдо...
Он припускается рысью, брюхом своим ведом,
Апостол Двенадцатый.
И кличка ему отныне – Иуда.
ОСЛИК
Ослик ушастый, серый трудяга,
Палками битый да солнцем палим.
Не разумеет, видно, бедняга,
Кто на нём едет в Ершалаим.
Тук-тук-тук-тук – ступают копытца.
Люди зачем-то кричат без конца...
Ах, бы воды, бы! Ох, бы напиться!
Кто отжалел бы охапку сенца!
Так же и мы... Иного – не надо;
В землю глядим и ушами прядём...
Мимо, мимо Небесного Града,
Мы за охапкою сена бредём.
ОЖИДАНИЕ
Приход Спасителя без ожиданья невозможен,
Как без заката невозможен и восход.
Неистовствуем: – Дайжедайжедайжедайже, Боже!
Обретя, распннаем, кого Он пошлёт.
МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ
Ручей кедронский немолчно журчит.
Звёзды распускаются, небеса осияв.
Внимает хоть кто-то молитве в ночи:
– Да минует меня чаша сия!
Но апостолы спят.
Да, кому надо вслушиваться в эти слова,
Если кухарь баранью ляжку перчит,
Если хмельное переполняет края
Ритонов? Пусть замолчит, замолчит,
Наконец, замолчит тот, кто уста, сомкнувши, кричит:
– Да минует меня чаша сия!
Когда апостолы спят.
Эй, бормочущий! Лучше вслушайся: Ершалаим
Пиршествует! Над жаровнями дымная кисея.
Дух наслажденья неостановим!
Держись подле сильного! Мы уже с ним!
Или не веруешь, что Кесарь непобедим?
– Да минует меня чаша сия!
Потому, что апостолы спят.
Кимвалы бумцкают, подгоняя напев.
Шуткуют повапленные шуты, всё и вся осмеяв.
Духовые орудия взвыли, осатанев,
Бражники, подпевают, осоловев,
Потаскухи опять принимают, подмыться едва успев,
– Да минует меня чаша сия!
Даже если апостолы спят да спят.
А оболтусы на ишаках шугают Ершалаим,
Ушастые, словно байки, шуруют, во всю голося.
Градоначальника сын, развратным стремленьем томим,
На самом длинноухом несётся. За ним
Свора подобных. За кавалькадою пыль, аки дым
– Да минует меня чаша сия!
А апостолы всё ёщё спят.
Той порою через Кедронский поток
Воины перебираются, факелы смоляные неся.
Жизни – только один глоток,
Глоточек...И времени для пробуждения ни на ноготок.
И уже невозможно покинуть этот садок.
– Да минует меня чаша сия!
Но апостолы спят.
Спите, апостолы; Сны в эту ночь да будут легки!
Только завтра кровавые раны Спасителя станут зиять.
Царства разрушатся по мановенья руки
Лукавого. От Бога отрекшиеся дураки
Реки будут поворачивать вспять, и сталкивать материки
– Да минует меня чаша сия!
Апостолы, посапывая, под оливами спят.
ГЕФСИМАНСКИЙ САД
Учись прощать. Учись просить прощенье,
Смиряя кровь, не умножая зла.
Как страшно знать – не будет возвращенья
Под сень олив... Ты помнишь: ночь была
И шли враги, ступая вслед Иуде.
Во тьме кроваво факел стражи плыл.
На помощь звать? Молить Отца о чуде,
Когда ты знаешь, что твой час пробил?
Когда невмочь, когда обступит лихо,
Когда отрезан даже путь назад,
Закрой глаза, прочти молитву тихо,
И вспомни ночь, и Гефсиманский сад.
ПОХВАЛА ГВОЗДЯМ
Шорник шьёт сбрую. Тесто пестует тестомес.
В давильню винодел отправляет грозди.
Дровосек на ослике – за дровами в лес.
А мы выковываем гвозди.
Задышали меха, огнь лижет металл.
Он побагровел. А затем побелел, словно от гнева.
Удар, удар и искры металл заметал.
А затем, поостыв, стал цвета закатного неба.
Веско выцвякивают молотки,
Довершают начатое звонкоголосые молоточки.
Ах! Какие славные получаются гвоздки.
Кованые чудо-гвоздочки.
А следом – в масло. Бульк – и пошли ко дну.
Масло вскипает, и гвозди чернеют, остывши сразу,
Двенадцать гвоздей – один к одному.
Калёные гвозди – как по заказу.
Двенадцать сребреников – надобно пересчитать.
Всё в этой жизни требует пересчёта...
А куда остроклювые гвозди будут вбивать –
Наша ли это забота?
Есть, кому думать о том и о сём.
Есть, кому соразмерить силу удара.
А мы с молотобойцами винца хлебнём
В славном подвальчике у базара.
А там выпивоха расскажет, что на Лысой горе
Двое распинаемых, когда прибивали их, сильно кричали.
А один – молчмя терпел. И на такой-то жаре!
Так что, гвоздочки наши к месту, и не подкачали.
Если кого распять – пожалуйте в кузню у Навозных ворот,
При дороге в Огненную Геену...
Рукомесло наше ценят и прокуратор, да и народ.
Потому, что гвозди не подвластны ни рже, ни тлену!
ЖЕНЫ-МИРОНОСИЦЫ
Пока иные укрывали лица,
Как тень, скользнув в укромные места,
Они пошли, чтоб снявши Плащаницу,
Умастить мирром мёртвого Христа.
Был тяжек путь чрез раскалённый город,
Где солнце, как начищенный доспех,
Блистало. Пыль сушила горло
И сердце рвал легионеров смех.
Те вспоминали нищего пророка,
Который не сумел себе предречь
Смерть на кресте. Нет, чтоб уйти далёко
В пустынный край, и тем себя сберечь.
Харчевни пахли подгорелым жиром,
Ослы кричали, а у входа в Храм
Торговцы, ожидаючи наживу,
Заманивая к жертвенным дарам.
Ничто, ничто их не остановило
Да и могло ли что остановить
Жён поспешавших на пути в могилу,
Чтоб бренный прах в последний путь обмыть.
Как горбит спины тяжкий груз печали,
А слёзы застят ясный свет небес...
Свершилось чудо! Женщины узнали
Допреже всех, что Иисус Воскрес.
...................................................
Не так ли средь свирепого гоненья,
Когда взрывали храмы на Руси,
Молились бабы русские в селеньях
И повторяли: «Господи, спаси».
Сказал Христос в ответ: «Я слышу, слышу
Молитесь, и по вере будет вам»...
И вновь кресты над Русью выше, выше,
И вновь детей крестить приносят в храм.
Неодолима той молитвы сила.
Она немногословна и проста.
И отступают смерть и мрак могилы
Пред чудом Воскресения Христа.
ФОМА НЕВЕРУЮЩИЙ
Уверуешь ли, в рану тыча перстом,
Когда нашёптывают: « На ощупь проверьте»...
Сколь сладко следовать за Христом,
Пока далеко до Креста и Смерти!
А сердце лижет сомнения бес:
– Позволь коснуться Твоих отметин,
Желаю удостовериться, что Ты воскрес.
Тогда уверую, что и я бессмертен.
И ещё, Господи, один-разъединый вопрос:
Не спотыклив ли путь до Небес и Рая..?
Со скорбью глядит на меня Христос,
Раны кровоточащие подставляя.
ТРОИЦА
В храме деревенском Троица Святая.
Старая икона, простенький оклад...
Что ты испытала, милая, родная?
Муки поруганья, взрыв и камнепад.
Из-под смертной груды взорванного храма
Бабушка-старушка извлекла на свет
Триединство Божье. Омыла слезами.
И спасла икону, Богу дав обет.
Мы о наших бедах горестно вздыхаем.
Что случись – рыдаем. Можем завопить.
А старушка знала: Бог не поругаем.
Надо только верить. И с надеждой жить.
(С) П.Р.