Понедельник, 07 августа 2017 20:20

Отрывок из повести «Продавцы слов»

Автор Горынин Антон
Оцените материал
(1 Голосовать)

В вашей голове снова совершенно неожиданно раздаётся противный звук. Звук практически тут же исчезает, остаются уже знакомый вам таинственный радиошум и не менее знакомый голос.

У нас тут вечер. Девятый час. Торгаш всё спит на подоконнике, а я потихоньку разбираю оставшейся товар, он же архив. Архив наш остаётся довольно большим, всё потому, что слова сегодня плохо разбирают. Постграждан можно понять – товар запрещённый, дорогой, да и тех, кто умеет читать всё меньше и меньше, даже притом, что лучевая болезнь нынче всё равно, что насморк – также не смертельна. Люди сегодня чаще мрут от нервного истощения – электронный воображатель электронным воображателем, но работает-то он на психической энергии своего хозяина. Кстати, вы, наверное, недоумеваете, зачем нам вообще деньги, если всё можно вообразить. А затем, чтобы приобрести и грамотно вшить себе «грушу» нового поколения – с более высоким разрешением. Впрочем более продуманные граждане копят деньги на будущее, в котором будет какая-то вменяемая экономическая система и реальные перспективы на реальную жизнь.
О! А вот и мой любимый раритет – «Записки из подполья». Обожаю эту книгу, вся эта комната в углу и оформившаяся в ней философия экзистенциализма... Вот странное дело: родился-то я намного позже того, как само слово «экзистенция» стало чуть ли не ругательным. Копаться в себе, задумываться о том, кто ты, зачем и куда идёшь, стало пошлым ещё, по-моему, у вас там – в начале двадцать первого века. Я родился гораздо позже, но откуда во мне тяга к этой теме? До сих пор не понимаю. Но каждый новый кусочек страницы с очередным словом отрываю для покупателя так, как будто это кусок моего собственного сердца, – вот как люблю эту книгу. Знаю «Записки...» наизусть, но покупателям показываю их в последнюю очередь.
Вот ещё пара шедевриков, мировая классика, девятнадцатый век, двадцатый... Смотрю на старинные книги и прямо слёзы наворачиваются, какую культуру мы потеряли, от чего отказываемся, какие откровения стараемся забыть через этот запрет на язык, на слова, прекрасные русские слова... А теперь вот «ум», да «ум» кругом.
Но есть отдельные словофилы, готовые отдать за новое для себя и старое для мира словечко последние деньги. А некоторые сами приносят на продажу свои библиографические раритеты.
Правительство решило лишить нас языка, но великую русскую культуру так просто не убить! И у Торгаша, я знаю, несмотря на его прозвище, главная цель не выручка, а сохранение, хотя бы частично, той – доумной – великой культуры. Хотя сам он строит из себя циника, барыгу какого-то, но я-то вижу его насквозь, и верю ему, иначе бы не пошёл за ним, обрекая себя на долгие прядки и смертную казнь, которая обязательно случится в конце всех концов. В общем, дорогие мои предки, что бы дальше с нами тут не произошло, я хочу, чтобы вы там у себя знали: мы боремся за наши язык и культуру и будем бороться до конца!
Опа, стучат. Торгаш, как всегда в таких случаях, просыпается мгновенно и тут же хватается за свой лазерный пистолет, но стук вроде тот самый – условно правильный. Подозреваю, что пришёл наш постоянный друг Умау.
Вместе с Торгашом, настороженно переглядываясь, тишайшими шагами подходим к двери, я смотрю в глазок... Точно – Умау. И чьё-то изящное, если не сказать худое плечо.
– Ум? (Это кто с тобой?) – строго спрашиваю Умау через дверь.
– Ум. (Своя) – отвечает Умау.
Смотрю на Торгаша, он отрицательно мотает головой, обращаюсь к Умаю с ещё более строгой интонацией:
– Ум? Ум! (Что значит своя? Пусть хоть лицо покажет, плечо мне не кажется знакомым).
Умау отходит в сторону, видимо, уступая место своей спутнице. В следующую секунду в глазке появляется весьма приятное, как по своим чертам, так и по выражению, лицо молодой женщины. Смотрю на Торгаша, киваю.
– Ум? (Точно не из этих?) – спрашивает он.
Пожимаю плечами.
– Ум. Ум. (Вроде не похожа. Думаю, Умау кого попало и не приведёт).
– Ум. (Ну, пусти, посмотрим) – нехотя соглашается Торгаш, заводя руку с оружием за спину.
Чтобы открыть дверь, мне нужно повернуть три ручки и набрать два четырёхзначных кода, что я и делаю тщательно и не торопясь. Приоткрываю дверь, вижу Умау и его спутницу во всей красе – на вид обычная такая построссийская гражданка: короткая стрижка, карие глаза, вздёрнутый носик... короче, она мне уже нравится.
– Ум? (Войдём?) – спрашивает Умау.
Приоткрываю дверь ещё немного и отхожу назад. Умау слегка подталкивает девушку, та шагает вперёд и оказывается прямо передо мной. От незнакомки пахнет дождём, да она и сама чем-то похожа на дождь, то есть, да, она в моём вкусе. Странно и при этом очень завлекательно, когда от сухой девушки пахнет дождём. Следом за гостьей порог переступает и Умау, закрываю дверь также тщательно, как и открыл. Торгаш кивком головы приглашает гостей пройти дальше и как-то странно переглядывается с непрошенной гостьей. Умау снова подталкивает девушку, оба проходят на середину полутёмной комнаты, в которой мы ещё не включали и – в целях конспирации – не будем включать электрический свет.
Возможно, вам интересно, почему я так подробно описываю то, как мы с Торгашом принимаем гостей. Дело в том, что приходят они редко и всегда приносят потенциальную опасность – если про нас узнают, то мы с Торгашом, а заодно и все наши покупатели не проживём и двух суток. Литературному русскому языку в нашем новом мире не место и продавцам слов, соответственно, тоже. Власти можно понять – человек, владеющий не только виртуально-смайловой системой и интонациями бывшего междометия «ум», но и хоть сколько-нибудь литературным языком, а значит хоть сколько-нибудь культурный, потенциально опасен для, хоть и временного, но действующего режима. Прописная истина, известная ещё в ваши времена: непросто управлять людьми, которые способны сами делать какие-то выводы и принимать решения. Но, такие, как мы с Торгашом, Умау и, видимо, эта девушка, отказываемся понимать и принимать такой подход власти к человеку. Мы всеми правдами и неправдами добываем, уцелевшие в ходе грандиозной компании по уничтожению языка и всякой письменности (кроме виртуально-смайловой), книги, журналы и тому подобное, буквально отрезаем от них по нормальному русскому словечку и продаём. Дорого. Однако здесь нельзя всё резюмировать расхожей в ваше время фразочкой «ничего личного, только бизнес». В нашем деле личного больше, чем наличного. Мы ни слова не продадим тому, кому по каким-то причинам не доверяем. Мы подпольщики, действуем под страхом смерти, и подставные покупатели нам не нужны.
Пока я вам всё это рассказываю, Торгаш уже успел пообщаться с гостями. Умау представил нам свою спутницу, проумкал, что это его возлюбленная с очень распространённым сегодня женским именем Ума. Ума сейчас сидит на подоконнике, смущённо улыбается (насколько это возможно с зашитым ртом). Она почему-то прячет от нас свои красивые глаза, но, кажется, это не повод ей не доверять. Смотрю на Торгаша, взгляд его в процессе общения с новой знакомой стал куда менее строгим, значит, он тоже так считает.
– Ум? (И где же вы с Умой познакомились?) – спрашиваю я Умау.
– Ум. (В библиотеке.) – отвечает Умау.
– Ум? (А если серьёзно?)
– Ум. Ум. Ум! (Я увидел её на углу улиц Уми и Уму. Она шла мне навстречу и о чём-то думала, а вы знаете, какая это сегодня редкость – встретить просто так на улице думающего человека. Я спросил её, сколько сейчас времени, она задумчиво сказала, что не знает даже какой сегодня день, потому что думает о вечном. И я понял, что влюбился!
– Ум? (Когда это было?) – спрашивает Торгаш.
– Ум. (Позавчера, я как раз шёл от вас.)
Торгаш обращается к девушке:
– Ум. Ум? (Расскажите что-нибудь о себе, Ума. Извините, спрошу ещё раз: вы понимаете, куда попали, знаете, что такое литература и вообще, что было до Построссии?)
– Ум. Ум. (Я прочитала много старых слов о том, что было раньше, я умею читать, прабабушка втихаря научила... а потом за ней пришли. Я хочу сотрудничать с вами и даже принесла вам в подарок небольшую книгу.) – говорит Ума и с этими словами вынимает откуда-то из-за пазухи маленькую книжку в песочно-жёлтой обложке.
Торгаш принимает подарок с благодарностью и настороженностью одновременно, он быстро пролистывает книжицу и протягивает её мне, если я правильно понимаю, для последующего изучения. Интересно. Пусть общаются дальше, а я отхожу в угол изучать книжонку какого-то неизвестного мне автора. Извините, пока отключаюсь.

Снова этот противный звук в вашей голове, удивительно, но ваш мозг опять не взрывается. Звук быстро исчезает, не оставив после себя даже тихого радиошума.

Прочитано 1513 раз Последнее изменение Вторник, 08 августа 2017 15:25
Другие материалы в этой категории: « Ни для кого (чёрный юмор со специями) Мимикрия »

Оставить комментарий

Убедитесь, что Вы ввели всю требуемую информацию, в поля, помеченные звёздочкой (*). HTML код не допустим.

Поиск

Календарь событий

Последние публикации

нояб 21, 2021 669

Поздравляем Вячеслава Лютого!

Поздравляем члена редколлегии журнала "Гостиный дворъ" -…
нояб 13, 2021 556

Валерия Донец в рубрике "Наедине со всеми"

Оренбургская поэтесса Валерия Донец рассказыват Диане Кан о…
нояб 13, 2021 595

Диана Кан в рубрике "Видеопоэзия"

Диана Елисеевна Кан читает авторское стихотворение.
окт 26, 2021 755

Императрица, ты была неправа…

ПОЛЕМИЧЕСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ НА ТЕМУ СЕМЬИ И ВЛАСТИ «Когда…
авг 09, 2021 400

Юбилей Елены Тарасенко

Поздравляем ведущего методиста Областного Дома литераторов…
мая 08, 2021 967

«Сколько их, погибших и защищавших…»

Послевоенная зима завьюжила местным суровым снегом. Срывая…
НАПИШИТЕ НАМ
1000 максимум символов