Версия для печати
Четверг, 29 июня 2017 21:58

Музы Кобзаря

Автор Рыков Павел
Оцените материал
(0 голосов)

Всякий человек рождается поэтом. Поэзия – это, прежде всего, ритм. А всякое дитя в материнской утробе питаемо ритмом. Бьется материнское сердце, гонит кровь: Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Да это же Хорей – стихотворный размер, весьма популярный в силлабо-тонической системе славянского стихосложения. И ещё: будущая родительница питает не родившееся дитя словами и мелодиями песен, которые она слышит, и которые живут в её сознании. Так что, если кто-то из ваших знакомых велеречиво сообщает, что его посетила Каллиопа – Муза эпической поэзии, или Эрато – Муза любовной лирики, отнесите это заявление на счёт излишней начитанности. Первая Муза всякого Поэта – МАМА.
Первую и главную музу великого украинского поэта Тараса Григорьевича Шевченко звали Екатериной. Была она крепостной крестьянкой помещика Энгельгардта, полковника в отставке, самодура и жестокосердного человека. Выдали её замуж за крестьянина же Григория Шевченко, которого называют отцом великого Кобзаря. Правда, есть слух – не слух, легенда – не легенда; истинным отцом Тараса был совсем не зажиточный крестьянин Григорий Иванович Шевченко, а ... Константин Павлович Романов. Он же – Великий Князь, Наместник Российского императора в Царстве Польском – герой Отечественной войны 1812 года и заграничных походов Русской Армии, удалой кавалерист, награждённый золотой шпагой «За храбрость», отчаянный выпивоха и лютый до женщин мужлан. Известна весьма неприглядная история, в которой он «отличился». В Санкт-Петербурге с молодой и красивой женой жил придворный ювелир Араужо. Константин домогался ювелирши, но получил решительный афронт. И тогда в отместку Великий Князь организовал... групповое изнасилование женщины. От перенесённых мучений и издевательств она умерла. Мужу выплатили отступные и выпроводили из страны. Дело замяли. А, уж, крестьянка какая-то... Тарас Шевченко родился на свет 9 марта 1814 года. А за девять месяцев до того, в августе 1813 Великий Князь якобы собственной персоной явился погостить в имение Энгельгардтов, которые были в близком родстве со Светлейшим князем Потёмкиным-Таврическим... По диким обычаям тех времён, представлены были лихому вояке и дорогому гостю в услужение крепостные женщины для разных надобностей. В их числе и Екатерина Якимовна Шевченко – молодая, красивая и достойная во всех смыслах поселянка. Что это были за надобности – покрыто мраком времени. Но факт налицо: прошло не восемь и не десять месяцев, а именно девять с того Высочайшего визита. Я вглядывался в портреты молодого Кобзаря и Великого Князя. Улавливается нечто общее: широкоскулое лицо, высокий лоб, что называется, упёртый взгляд... Впрочем, это могут быть случайные совпадения и досужие домыслы. А кто-то назовёт это наветом и на Великого Князя, и на Кобзаря. Тем более, кое-кто винит в рождении Тараса, Энгельгардта, который в своей распущенности недалеко ушел от высокого покровителя.
Но...обратимся к творчеству Тараса Григорьевича. С моей точки зрения, вершиной его поэтического наследия можно считать поэму... «Катерина». Героиня – деревенская дивчина полюбила и отдала честь свою заезжему москалю – кавалеристу. Случилось то, чего не миновала ни одна из тех, что поверили жгучим словам, завитым усам и красивому, шитому золотыми шнурками кавалерийскому мундиру. Однако, полк ускакал, следуя на войну, Дорожная пыль улеглась, а героиня осталась покрыткою. Жуткое слово, уничтожающее определение, хоть по-украински, хоть по-русски будь сказано. А дальше – изгнание из родного дома, проклятия родителей и довгоочикуванный * москаль-офицер, вновь встреченный ею на обратной дороге, и не желающий признавать и Катрусю, и своего сына. Тема женской недоли буквально преследует Тараса. Он пишет прекрасное живописное полотно «Катерина», своеобразную иллюстрацию к поэме, на котором изображена беременная чернобривая красавица. Ещё раз он возвращается к трагедии поруганной женской души в повести «Княжна», написанной, по-видимому, в ссылке на русском языке. И вновь в качестве антигероя выведен в ней некий князь с говорящей фамилией Мордатый – кавалерист, командир «драгунии», дебошир, пьяница и похабник. А целая череда лирических стихов о трагической истории любви, о беспросветной женской доле, написанных в Оренбурге и Орске! Случайно ли эта последовательность в выборе драматической коллизии? Оставим, однако, эту тему для размышления тем, кто готов и дальше разгребать завалы исторического мусора. Лучше задумается над тем, что Тарас впитал с токами материнской крови, её молоком? Первое и главное – певучую украинскую мову, необыкновенно выразительную, пластичную народную речь, сохранившую в гораздо большей степени, чем в русском языке, славянизмы, сближающие украинский язык с языками болгар, сербов, словаков... Говорят: «Язык до Киева доведёт». Говорят также: «Доведёт язык до беды». И то, и другое справедливо. Особенно, по отношению к Тарасу. Но пока он ещё Тарасик – уже полный сирота, получающий начальное образование у сельских дьячков и мастеров малярного дела, мальчик, взятый в барские покои.
• Довгоочикуванный (долгожданный – укр.)
Он казачок, подающий барину трубку и служащий на посылках: туда-сюда-не знаю, куда.
И тут появляется в его жизни новая Муза. И зовут её... баронесса София Энгельгардт. Она жена хозяина Тараса Шевченко штаб-ротмистра Кавалергардского полка Павла Энгельгардта. Тарасу в те поры было 15 лет. Для хозяина Тараска – скот бессловесный, правда, умеющий рисовать, а потому ценный. Для Софьи – смышленый хлопчик, страстный книгочей, которому втайне от мужа давала книги из семейной библиотеки. Тарас быстро выучился польскому языку: и читал, и говорил. Именно Софья познакомила Тараса с творчеством великого Адама Мицкевича. Тарас даже бакенбарды начал запускать «под Мицкевича». У Софьи была гувернантка-француженка. А как иначе? В те времена французский был непременным условием существования в свете. С позволения госпожи Тарас стал брать уроки французского и впоследствии свободно разговаривал на языке Корнеля и Расина. Софии была хороша собой, Такой она и осталась на портрете французского живописца Йогана Батиста Лампи. София же предприняла по совету Лампи, которому показала рисунки Шевченко, целый ряд хитростей и Тарас стал посещать занятия живописи в Виленском университете у профессора Рустемаса. Многие воспринимают Тараса Шевченко по его портретам в тулупе и овчинной папахе этаким крестьянским чоловиком, мужланом необразованным. Но вдумайтесь: кто из вас, дорогие мои читатели, в 16 лет рисует так, что ваши работы замечает знаменитый французский живописец? Тарас знает хорошо французский, польский, русский языки при условии, что вырос в украинской хате. Ой, непрост был этот мальчик, о котором ходили слухи, что он бастард Великого Князя. Об этом уже тогда, в Вильно свидетельствовал знаменитый в те поры поэт и драматург Нестор Кукольник. Видно, обладал Тарас некой магнетической силой, которая чувствуется в его взгляде.
Следующей Музою, по-праву, можно считать уже петербургскую его знакомую, невесту друга-художника Сошенко, который познакомил Тараса с великим Карлом Брюлловым. Звали её Мария Европеус. Была она сиротою и жила у своих родственников в том же доме, где квартировали Сошенко и Шевченко. Обстановка в квартире художников была, мягко говоря, богемная. Сошенко позволил невесте позировать для друга. Кончились сеансы живописи беременностью натурщицы и потерей на долгие годы дружбы с Сошенко. Что стало с соблазненной, от кого она на самом деле понесла – скрыто во мраке времени, также, как и её дальнейшая судьба, и судьба ребенка. Но к истории Марии Шевченко вернётся через много лет, написав повесть на русском языке «Художник», в которой попытается дать свою трактовку произошедшего.
Ещё одна Муза – Государыня Императрица Александра Фёдоровна Романова. Сперва она была доброй Музой. В результате хлопот друзей Шевченко: художника Карла Брюллова и поэта, воспитателя царских детей Василия Жуковского организуется благотворительная акция: в лотерею разыгрывается портрет Жуковского кисти Брюллова. Императрица – известная благотворительница. Две трети своих денег он тратит на помощь людям, попавшим в беду. Павел Энгельгардт, как известно, запросил за крепостного Тараса Шевченко дикую по тем временам сумму 2500 рублей. Попытки втолковать ему, что в деле участвует императорская фамилия, его только раззадорили. Пришлось раскошеливаться. Императрица выделила 400 рублей. Сын – будущий Император Александр II – 300. великая княгиня Елена Павловна – также отжалела 300 рублей. Остальные деньги дали: граф Виельегорский., другие люди. При этом предполагалось, что портрет окажется в царских покоях. Деньги были собраны, Павел Энгельгардт их пересчитал и в скором времени спустил в карточной игре. А Шевченко – живописец Божией Милостию, выпускник Академии по классу портрета, любимец Карла Брюллова стал свободным человеком.
Вдумайтесь: СВОБОДНЫМ. ЧЕЛОВЕКОМ. Нам не понять, что такое – быть крепостным, что означает в любой момент быть проданным, купленным, отведённым на конюшню с указанием барина: «Выпороть кнутом, как сидорову козу». Что такое быть униженным и оскорблённым, понимая при этом и свой талант, и свою недолю. Но не будем об этом долго...
Остаётся только поразмышлять на тему предполагаемого родства с самим Государем Императором. Как-никак, если история с Константином, правда – Тарас Григорьевич (хе-хе) бастард, но ... племянник царский. Я думаю, слухи эти не миновали и самого Шевченко, и жандармских ушей. А от жандармов до Государя даже не шаг, а осьмушка шага. Не исключаю, что чудесное благоволение к молодому человеку: поэту и живописцу как раз и объясняется этим обстоятельством. Кстати говоря, Государыня не любила Константина за его аморализм напоказ. Тем более, что в ходу были при дворе разговоры о плохо залеченном сифилисе Великого Князя, чуть были ни ставшего Императором и Самодержцем Всея Руси.
Но пока всё шло хорошо. И Тарас волен ехать куда угодно, рисовать кого угодно и сочинять что угодно. Мы и отправимся в Малороссию вслед за ним на встречу с княгиней Варварой Репниной – ещё одной Музой великого Кобзаря. Родом она из семьи сверхзнатной. Отец её – Николай Репнин-Волконский был генерал-губернатором Малороссии. Мать – княгиня Варвара Разумовская, из рода Разумовского – последнего Гетмана Малороссии и тайного мужа императрицы Елизаветы Петровны. Именно ей Тарас Григорьевич написал: «О добрый ангел! Молюсь и плачу пред тобою, ты утвердил во мне веру в существовании святых на земле!». Именно она заметила и всячески поддерживала поэтический дар Тараса. Именно благодаря её хлопотам Тарас Шевченко в 1847 году был назначен профессором рисования в Киевском университете. Ей он посвятил свою поэму с невесёлым названием «Тризна», написанную на русском языке. Именно ей писал он письма из ссыльных мест, именно её письма сжёг, когда ждал ареста после доноса в Оренбурге. Именно ей, княгине Репниной, фрейлине императрицы угрожал шеф жандармов граф Орлов за попытки облегчить долю ссыльного украинского гения. Она до самой смерти в 1891 году любила поэта, о нём писала в ранней автобиографической повести «Девочка». А в старости опубликовала книгу «Письма молодым девицам», правда, под псевдонимом Лизверская.
И ещё одна Муза там же, пiд Полтавою, в имение полковника в отставке Платона Закревского. Этот знатный, родовитый господин сам, на свою беду зазвал к себе модного и известного портретиста. А дома – молодая жена, выданная за полковника по воле родителей – прекословить не смей! И вот приезжает молодой, талантливый обольстительный, свободно болтающий по-французски художник, который сходу и бесповоротно влюбляется в молодую полковничиху. И она отвечает ему столь же страстно и глубоко. Он зовёт её АННА КРАСИВАЯ. А её портрет – один из шедевров русской и украинской портретной живописи. Спустя положенный срок Анна Закревская рожает девочку. Её называют Софьей. Не в честь ли Софьи Энгельгардт? Платон Закревский новорожденную своей дочерью не признаёт. Можно только догадываться, какие бури бушевали в доме Закревских. Судьба девочки не известна. АННА КРАСИВАЯ умирает, не дождавшись возвращения поэта из ссылки. А Кобзарь и в ссылке не забывает любимую и пишет горькое стихотворение: «Когда бы встретились мы снова,/ Ты испугалась бы, иль нет?».
Да-да! Настало время вернуться к Государыне Императрице! Гуляя по украинским ланам, наслаждаясь свободой, Тарас сочиняет поэму «СОН». Она попадает на стол Николю I. Поэма преехиднейшая по отношению даже к самому Государю Императору. Но, по свидетельству очевидцев, Царь, обладавший, кроме всего прочего, чувством юмора, хохочет в голос, читая её по-украински. И вдруг мрачнеет, доходя до строк, посвящённых жене. А они оскорбительны потому, что высмеивают физические недостатки больной женщины, которую поэт называет сушёным опёнком с трясущейся головой. Физический недостаток царицы был связан с нервным потрясением, пережитым во время восстания на Сенатской площади, когда заговорщики-декабристы вывели солдат, пытаясь предотвратить восшествие на престол Николая. Столь злую насмешку Тарас допускает по отношению к женщине, принявшей горячее участие в истории с его освобождением от крепостной зависимости. Царь взбешён. Он говорит шефу жандармов: « Положим, он имел причины быть мною недовольным и ненавидеть меня, но её-то за что?» ( Загадочные слова... Не связаны ли они как раз с предполагаемым родством бастарда Шевченко с императорской фамилией?) Далее последовал указ, о ссылке рядовым в Оренбургский отдельный корпус со строгим запретом писать и рисовать. Советские исследователи жизни Кобзаря – и не в последнюю очередь наш земляк Л.Н. Большаков – делали упор на вольнолюбивые стихи поэта, его участие в неком тайном панславянском обществе, в котором состояло аж 12 человек. Про оскорбительные строки в адрес главной участницы освобождения Кобзаря шевченковеды в штатском не писали и даже «ховали» сам факт её соучастия. Смею предположить, что суровость наказания могла быть усугублена всё той же историей о предполагаемом отцовстве Великого Князя. Я уже писал, что Императрица князя Константина – брата венценосного своего мужа ненавидела и, якобы, способствовала его смерти. В царских покоях хорошо помнили Пугачёва, выдававшего себя за покойного императора. Да и со смертью царя Александра Первого не всё понятно до сих пор. Довольно распространены утверждения о том, что царь-масон не умирал в Таганроге, а только имитировал свою смерть, а сам отправился отшельничать в Сибирь, отмаливать своё соучастии в убийстве отца – Императора Павла. Так что, "ненужные» родственники были не нужны. Вспомним законного престолонаследника, запрятанного, а затем и убитого в Шлиссельбургской крепости.
Как бы там ни было, поэт на лихой фельдъегерской тройке мчит в Оренбург. Здесь он сразу же попадает в объятья земляков-украинцев. Несмотря на свирепый запрет ( или его видимость) продолжает и писать, и рисовать. О том, что строжайший приказ Царя не исполняется, знают очень и очень многие. Знают и соседи по казарме, и отцы-командиры, и друзья-украинцы, проходящие службу в Оренбурге, Орске, во время экспедиции по Аралу и Ново-Петровском укреплении, и даже сам грозный губернатор Обручева, у которого в доме, на его глазах Шевченко делает прекрасный портрет госпожи губернаторши.
В Оренбурге у Шевченко появляется ещё одна Муза. В нашей семье сохраняется рассказ о мятежном поэте, который на следующий день по прибытию в Оренбург, очутился в доме на углу улицы Преображенской и Канонирского переулка. ( 8-го Марта и пер. Шевченко). Здесь, в ныне воровски снесённом доме моих предков Кутиных, он безвылазно пробыл семь дней, перед тем как отправиться к месту службы в Орск. Отъедался пирогами, спивал малороссийские песни, балакал на украинском. Попивал вволю горилку и закусывал капусточкой. В доме квартировал М. Лазаревский – друг и покровитель поэта, поклонник его таланта. Обо всём этом написано в воспоминаниях М. Лазаревского, которые доступны в Интернете. Когда закончилась аральская экспедиция Бутакова, в которой он принимал участие, как рисовальщик, Шевченко вновь прибыл в Оренбург. И опять бывал и частенько ночевал у своего украинского друга, вновь квартировавшего в доме таможенного чиновника Михаила Кутина и его жены Александры – представительницы знатного уральского казачьего рода Сычуговых. Согласно изысканиям всё того же щевченковеда , Л.Н. Большакова Кобзарь, проходивший солдатскую службу, был прикомандирован к офицеру Герну. По другом и быть не могло – не в казарму же было определять академика живописи. Он и обитал в домке Кутиных. Ходил по Оренбургу в солдатской шинели (демонстративно нараспах). А под шинелью, столь же демонстративно, – рубаха-вышиванка, украинские шаровары). Здесь увлёкся Тарас Григорьевич, как рассказывала моя бабушка, «одной татарушкой». Звали эту женщину Забаржад. Кто она и как познакомилась с поэтом его ещё одна татарская муза – не известно. Можно предположить, что влюблённый Кобзарь звал её на украинский манер Смарагдой – своею Изумрудинкою. Ведь её имя по-татарски и означает изумруд. Чувство любви водило его рукой, и он писал стихи, поражающие воображение глубиной переживания:

И жалко, жалко мне бывает
Твоей небесной красоты.
Как ей распорядишься ты?
Кто красоту оберегает,
Какой святой тебя хранит?
Кто защитит и кто укроет
От зла людского в час лихой

После возвращения из ссылки в жизни опального Кобзаря случались роковые увлечения, когда он совсем, было, собрался жениться на молодой актрисочке Кате Пиуновой из Нижнего Новгорода, где он изрядно позадержался, ожидая разрешения прибыть в столицы. Но она, получив с помощью Шевченко рекомендацию великого русского актёра М.С. Щепкина, упорхнула с молодым ухажёром в Харьков. Здесь дорогу ему перешла ещё одна «Муза» из нижегородского публичного дома, изрядно подпоив клиента, обобрала его до нитки. Шевченко, которому уже перевалило за четыре десятка, страстно, меж тем, хотел жениться, завести семью. Он упрашивал знакомых на Украине сосватать ему женщину. Последняя муза Тараса звалась Ликерия Полусмакова. Ей он даже посвятил стихотворение. Но Ликерия был глупой и грубой женщиной. Шевченко решительно порвал с ней и даже отобрал всё, что подарил ей, надеясь на скорое венчание.
Умер Тарас Григорьевич Шевченко в одиночестве в своей квартире, расположенной в здании Академии Художеств в Санкт-Петербурге от цирроза печени. Пожалуй, водочка была самой губительной из его Муз. Попивать он начал ещё в Киеве с сотоварищами и собутыльниками по панславянству. Водочка утешала его в орском уединении. Обитал он не в солдатской казарме, а как бы на особом положении. Его склонность к пьяному мертвецкому забытью отмечали сослуживцы и командиры. Живы были воспоминания о его слабости и в семье моих предков. Они отчетливо осознавали его таланты, но видели и пагубную склонность к горилке. Любил он. войдя в дом, приять добрую чарку, закусивши непременно солёной капусточкой. Увы, эта болезнь погубила многих и многих талантливых русских людей. Вспомним Модеста Мусоргского – великого русского композитора, художника Алексея Саврасова, советского писателя Александра Фадеева. ..Как писал ещё один страдалец – Сергей Есенин: «...Осыпает мозги алкоголь...»
В первый раз Тараса Григорьевича Шевченко похоронили на Санкт-Петербургском кладбище. Затем, выполняя стихотворную Заповедь, перевезли на любимую Украину и погребли на высоком берегу величавого Днепра. Там веют рiдные ветры, разносящие по свету столь милые его сердцу украинские песни. Там, над Днепром гудит кобза, а седоусые кобзари плачут о славных и невозвратных временах вольного казачества. Там, где продолжает жить Первая и Главная Муза поэта – украинская Мова.

Прочитано 1039 раз Последнее изменение Четверг, 29 июня 2017 22:02