Вождем литературной эпохи, знаковой фигурой богемного Петербурга он предстает в эссе писателя и его близкого друга Валерия Попова. Доброжелательным и искренним в оценках экспертом «при внешней суровости подхода» – в воспоминаниях режиссера Вадима Абдрашитова, вместе с которым они долгое время были членами жюри в премии «Триумф». «Вопрекистом» и оригиналом, изобретателем диковинных монументальных альтернатив запомнили Битова Вениамин Смехов, Екатерина Турчанинова и предприниматель, соучредитель Новой Пушкинской премии Александр Жуков.
Вспоминают, как в столетнюю годовщину смерти Льва Толстого Битов выступил с идеей памятника Хаджи-Мурату в виде непокоренного, несгибаемого репейника. Вместе с Резо Габриадзе Битов также придумал памятник зайцу, который остановил Пушкина по дороге на Сенатскую площадь. Самый миниатюрный в мире монумент – памятник Чижику-Пыжику на Фонтанке – тоже детище Андрея Георгиевича.
Но больше всего авторы сборника вспоминают о его редком даре афористичности, умении расставить все на свои места буквально в двух словах. «Не русских поэтов не бывает!» – отреагировал на выпад регионального чиновника, поставившего под сомнение «русскость» Мандельштама. Писатель и журналист Дмитрий Быков вспоминает оригинальный способ Битова успокаивать страдающих аэрофобией. Диалог в трясущемся в зоне турбулентности самолете: «Андрей Георгиевич, что это?» – «Падает, наверное», – сказал Битов невозмутимо, попивая вискарик.– «А как вы думаете, вот я понимаю, конечно, что душа бессмертна, но куда денется мое «я»?» – «Твое «я», – сказал Битов, – не более чем мозоль. Мозоль от трения души о внешний мир. Меня эта формула совершенно успокоила».
А еще производила впечатление его принципиальность, самостоятельность в суждениях и поступках. Вспоминает Екатерина Турчанинова, писатель, переводчик, многолетний член русского ПЕН-центра: «Четверть века битовского правления отнюдь не были безоблачными. Очередным недоброжелателям он ответил вот такими стишками: «Мне подставы не впервой: Я не свой, хоть волком вой. Ты не мучай куклу вуду – Я уже другим не буду». Битов тем и хорош, что он был и остался неповторимой планетой, большим русским писателем. Он принципиально не подписывал коллективных писем, его голос не сливался с общим хором: «Я, Битов Андрей Георгиевич, никому никогда не прослойка, не герой и не жертва, а один человек, писавший и говоривший, что думаю. И поскольку я один, расколоть меня невозможно».
Его проза, сложная, философичная, казавшаяся многим непостижимой, – «лента впечатлений, пробегающая перед взором героя, как бы знает про себя, что она – не реальность, а псевдоним реальности», – запомнилась сочетанием интеллектуального и интуитивного: «Врачующая реальность, естественная, непреложная, живущая не потому, что на нее смотрят, а из себя самой», – сформулировал Лев Аннинский. Коллеги-писатели также поделились с «Культурой» воспоминаниями о нем.

Евгений Чигрин, поэт, автор-составитель сборника «Портрет поздней империи. Памяти Андрея Битова»:

– Битов – редкий случай умного писателя. Это заявление может показаться рискованным, но давно замечено: прозаику, поэту, драматургу не обязательно быть большим интеллектуалом, вполне достаточно природного дара складывать слова. А он сочетал эти способности. Писатель с мировой известностью, а его книги переводили на многие языки, вплоть до экзотических исландского и суахили, он общался чуть ли не со всем миром. Авторы, написавшие эссе для сборника, живут в пяти странах: России, США, Франции, Армении, Литве. И это не только коллеги-писатели, но и известные актеры, режиссеры, художники, филологи. Также в книге представлены уникальные фотографии, сделанные крупными фотохудожниками, такими как Марианна Волкова (она много снимала Битова в Нью-Йорке), Юрий Рост, Дмитрий Конрадт, Валерий Плотников. Есть и ранее не публиковавшиеся снимки из архивов друзей – Юза Алешковского, Андрея Арьева, Евгения Попова. Конечно, в наше стремительное время читать его сложные, философичные, наполненные особой энергетикой тексты попросту некогда, но, думаю, это явление преходящее. Даже если читатель на какой-то период отхлынет от Битова, он к нему обязательно вернется. Навсегда останется его «Пушкинский дом», «Уроки Армении», «Аптекарский остров». Эпоха Битова продолжается.

Сергей Шаргунов, писатель, главный редактор журнала «Юность»:

– Андрей Георгиевич писал не книгами, не страницами, не абзацами и даже не предложениями, он писал словосочетаниями. Недавно перечитывая, я заметил, что его классические вещи – и «Пушкинский дом», и «Уроки Армении» – начинаются образом самолета, подчиненного прихоти неба, небом рожденного. Не обычного самолета, нам всем знакомого, а фантасмагорического, выплывшего откуда-то из сновидений. Главное, что есть в прозе Битова, – это теплая поэзия тайны. И, при всей сюжетной и композиционной разнице, его книги идут вереницей сновидений. Его удивительная и своеобразная литература – усталый и упорный рассветный тост, афористичный, образный, но и бесконечно бесформенный. Может быть, поэтому он превратился даже не в героя, а в обитателя собственной прозы. Печать тайны была и в манерах, и в речи Андрея Георгиевича. Он даже рассказывал мне о своем ощущении жизни как загадки, многое из того, что он написал, не придуманное, уловленное. Он вводил шифры. Битов не боялся быть сложным, непонятным, он обладал смелостью и абсолютно своеобразным голосом – видимо, это и сделало его классиком с первых же его вещей. Мне памятны разговоры с ним, его оценка моей юношеской повести «Ура». Он сказал, она ярко-алого цвета, и в этом образном высказывании выразился его интеллектуально-интуитивный склад. В нем сливались способности – осмыслить и почувствовать.

ИСТОЧНИК: https://portal-kultura.ru/articles/books/315517-nashe-ya-eto-mozol-ot-treniya-dushi-s-vneshnim-mirom