Вороны стозевно грают.
Встрепенулся супостат.
Шлях-дороженька кривая
Утекает на закат.
Чую, аспид кривоногий
Соловей-разбойник тут,
Коль берёзы вдоль дороги
Сплошь покляпые растут.
Обниму берёзу нежно...
Гой ты, родина еси!
Разреши собрать валежник,
Слишком строго не спроси.
В поле ласковое выйду.
Ворон грает на меже:
«Соловьи вы только с виду,
Сплошь разбойники в душе!
Глядь, валежник собирали,
Соблюдя царёв указ,
А уже и нефть отжали,
Положили глаз на газ.
Позабудь про незалежность,
Прочий суверенитет!
Собирай, браток, валежник
По стране, которой нет...».
Ворон грает. Ветер носит.
Десять бед – один ответ.
Шлях-дороженька не спросит –
Развернётся на рассвет!
***
Смирению у Пушкина учусь,
Хотя от дури никуда не деться.
Но русская эпическая грусть
Всё побеждает в нашем русском сердце.
В родной Берде, мятежной слободе,
Что гениальным Пушкиным воспета,
В шальной Берде, быть может, как нигде
Себя невольно чувствуешь поэтом.
Здесь вольный дух казачий не угас...
Вдали от политического вздора
Казачки вяжут шали на заказ,
Вывязывая вьюжные узоры.
Завет Берды, мятежной слободы.
Назло всем новомодным экспертизам
От звонких звёзд до пыльной лебеды
Высокою поэзией пронизан.
Дух бердяшей, яицких казаков,
Здесь умывался кровушкой бунтарской.
Здесь Емельян Иваныч Пугачёв
Озоровал воистину по-царски.
Рубил сплеча он, а любил дотла...
Императрица умная недаром
Яик-реку строжайше нарекла,
Чтоб с глаз долой, из сердца вон, Уралом.
«Какое ж тут смиренье?» - спросишь ты,
Мой умный уважительный читатель,
Спугнув тысячелетние мечты
О русском счастье, что всегда некстати.
***
Вдоль по камушкам Кама бежала –
Своенравная песня-река.
В Волгу вовсе впадать не желала –
Мол, я ей не простушка Ока.
Я раздольнее шире древнее...
Кто первее – открытый вопрос.
Кто во мне усомниться посмеет?
Кто в меня не поверит всерьёз?
Говорила Оке, говорила –
Не роднилась бы с Волгой-рекой.
И объятья её отклонила,
Впредь оставшись свободной Окой.
Что бы проще? Сбежав от истока,
Суверенный блюсти интерес.
И небес лучезарное око
Отразив, разливаться окрест.
Но сестрица не вняла совету,
Восприяла совет за навет...
Эй, откликнись, Ока моя, где ты?
Песня, волжская песня в ответ!
Что тут думать и сетовать долго,
Волгу лютой захватчицей клясть?
Проложу-ка я русло под Волгой,
Чтоб в объятья её не попасть!
Чёрный ворон поможет мне в этом.
Каркни, милый, как выйти на свет!
Коли ты не родился поэтом,
То греха в злобном карканье нет.
Раздвигая волною каменья,
Кама глубже под землю пошла...
Но в заветное это мгновенье
Каркнул ворон, увидев орла.
Каркнул ворон от страха и злобы
Перепутав, кто грязь, а кто князь.
Из земной потаённой утробы
Вышла Кама и – с Волгой слилась.
Это ж надо такому случиться!
Голубая печаль глубока.
Обнимается с Камой сестрица –
Вдохновенная Волга-река!
***
До часу рожденья тихи,
О славе мечтая едва ли,
В душе вызревают стихи –
Беспечные дети печали.
Они появляются в срок,
Что Господом Богом назначен.
И между лирических строк
Ликуют вселенные, плача.
И смотрит на строчки поэт,
Как смотрит Творец на творенье:
«Откуда взялось ты на свет?» -
Не в силах унять изумленья.
***
Ей не впервой по осеням невеститься,
Ведь за погляды денег не берут,
Не призывая на себе повеситься
По автострадам мчащихся иуд.
Ты можешь кипятиться, спорить, ссориться,
Но разве не иуды ты и я,
Сбежавшие когда-то в мегаполисы
От сельского наивного житья?
Полным полно таких по мегаполисам
Серебренникам скорбный счёт ведут...
За нас она и кается, и молится,
За нас, за неприкаянных иуд.
Она дрожит, не злясь на нас нисколечко.
Невинная – исполнена вины!
И добавляет терпкой зябкой горечи
В осенние пророческие сны.
И жарко закипают богоданные
Предательские слёзы на щеке,
Когда осина, солнцем осиянная,
Сгорает на осеннем сквозняке.