Но вот вопрос: а что же собственно такое новизна в поэзии? Поиск новых форм, новых смыслов, нового поэтического языка? Где границы этого поиска? Не приведёт ли это (уже не привело ли?) к реализации пророчества Гёте: «Будет поэзия без поэзии, где всё будет заключаться в делании: будет мануфактур-поэзия».
Трудно спорить с тем, что под поиск новых форм легче маскировать откровенную графоманию: тут поле для профанации беспредельное. Но очевидно и то, что меняется мир, меняемся мы сами и то, что работало в предыдущем веке, сегодня на читателя зачастую не действует.
Вопросов и ответвлений этой темы значительно больше, чем я тут описал. Надеюсь, меня дополнят коллеги.
Виктор Кирюшин,
Председатель Совета по поэзии СП России
Диана Кан, поэт
«Стихи должны быть превосходны,
Иль лучше не писать совсем!..»
Твёрдо держусь мнения, что всякая инновация есть лишь хорошо забытая традиция, в противном случае инновация вряд ли приживётся, оставшись «разовым завихрением». Взять даже на бытовом уровне нашу любовь к фейерверкам, которая, вроде бы, была привита Петром Первым. А на деле? А на деле наши предки-славяне за сотни лет до Петра прыгали через костры во всевозможных купальских и прочих обрядах. Пётр Первый просто поменял живой огонь на искусственный. Это лишь один из примеров инновации-забытой традиции, который я привела навскидку, благо Новый год с его фейерверками ещё на слуху. А потому любые разговоры об устаревшем и о новом – относительны. Нов только талант! Мысль не моя, а одного из гениев мировой литературы. Нет таланта – никакие формалистические экзерсисы не помогут. Ибо форма должна логично вытекать из содержания, ну про единство формы и содержания не буду тут распространяться, это аксиома. Присмотритесь внимательно, кто старательно муссирует мысль о том, что рифма и силабо-тоника устарели, и как следствие Пушкина пора скинуть с корабля современности, а Распутина читать неинтересно? Кто эти люди и писатели ли они? Как правило, это те, кто сам классической формой так и не сумел овладеть. Как в басне лисица, что не может достать высоко висящий виноград, с досадой говорит: «Зелен виноград и кислый!». С чего надо начинать? Надо всегда смотреть не только ЧТО говорится, но и КЕМ говорится. Давно замечено: плохие поэты очень любят учить всех, как надо писать. Умеют отличить амфибрахий от дактиля-птеродактиля, и всё-то вроде складно, пока слушаешь их дидатические рассуждения. До тех пор, пока не начнёшь читать то, что они пишут сами, называя это стихами. Вот тут и наступает момент истины. Как говорится, имеющий мускус не говорит о мускусе, ибо запах мускуса столь очевиден, что в словах не нуждается.
Теперь о рифме. Рассуждения дилетантов от поэзии, так и не разруливших свои отношения с силабо-тоникой, рассчитаны прежде всего на молодёжь, которая тоже рифмовать не рвётся, а поэтом называться не прочь. Уже не одно, увы, поколение потенциальных авторов ушло в пустыню, называюмую свободным стихом, да так оттуда и не вернулось. Хотя, может, это и неплохо, а то бы толклись под ногами, мешая работать талантливому меньшинству?.. Чтобы вступить в единоборство с формой, надо обладать немалым мужеством и терпением. Не легче ли своё банальное неумение рифмовать попытаться выдать за творческий метод, глядишь, и прокатит. Тем же молодым, что «от рифмы не лытают, а рифму пытают», я обычно говорю словами товарища Саахова: «Тот (та, рифма), кто нам мешает, тот (та, рифма) нам и поможет!». Рифма – не просто элемент формы. Это существенная составляющая содержания, некая метафизическая субстанция, существующая на стыке двух «миров» – формы и содержания, и являющаяся неким связующим звеном между этими мирами. Очень часто в поиске наиболее точной (ну или наиболее оригинальной, что также не возбраняется!) рифмы автор может выйти на такие глубины и высоты содержания, о которых даже не догадывался изначально сам, затевая стихотворение. Поэтому рифма – отнюдь не проблема формы для поэта, рифма – возможность решения проблемы содержания, возможность углубления и расширение смысла стихотворения, ибо порой рифмы гораздо умнее нас, надо просто слышать их. А для этого надо, как минимум, обладать литературным слухом, который далеко, как и музыкальный слух, не у всех авторов наличествует. И вот такие глухие на поэзию, как правило, и начинают говорить, что пение по нотам устарело, что только полная свобода от музыкальной грамоты спасёт музыку. Ситуация абсурдная, и любой музыкант, услышав такое от кого-то, просто не станет этого кого-то воспринимать серьёзно. Так почему в поэзии всякий, кому наступил на ухо медведь, пытается свою глухоту выдавать за творческий метод. А закончу тем, с чего начала. Только талант обладает способностью быть новым. Но талант должен доказать, что он способен и к систематическому труду. Ибо есть области, где посредственность просто невносима: таковы поэзия и ораторское искусство. «Стихи должны быть превосходны, // Иль лучше не писать совсем!». Вот так и никак иначе!
