Когда-то, много лет назад мне попалась в руки книжка с похожим названием. Знаменитый писатель С.Н. Сергеев-Ценский, автор многих романов, самый известный из которых, пожалуй, «Севастопольская страда», будучи уже в преклонных годах, призывал начинающих литераторов: «Трудитесь много и радостно!». Сам Сергей Николаевич, прожив без малого 90 лет, до последнего не выпускал из рук пера, делился с окружающими планами будущих произведений, которых хватило бы ещё на две-три таких долгих писательских жизни.
В пору моей творческой юности такое «многописание» считалось у литераторов сродни графомании. Снисходительно хмыкали в сторону Петра Проскурина с его многотомными «тенями, которые исчезают в полночь», «Судьбой», и прочими. В почёте была тончайшая, пронизанная запахами прелой осенней листвы проза Юрия Казакова, или нарочито-приземлённые, «бытовые» повести Юрия Трифонова.
На пике читательского интереса были «деревенщики», прежде всего Валентин Распутин и Василий Белов.
Писатели работали неторопливо, тщательно отделывая каждую фразу, порой замолкали на долгие годы, а то и целые десятилетия, и это никого, кроме них самих, особо не беспокоило. Никто со скалкой за спиной не стоял, не бил по затылку, назидая: «Пиши! Пиши!».
Да и особой нужды, если наступал вдруг «творческий затык», как называет это состояние известный «многописец» и выдумщик Стивен Кинг, преодолевать себя, напрягаться, писать через силу, у советских писателей не было.
Добротная книга, многократно переиздаваясь, была способна кормить её автора всю жизнь.
К тому же членство в Союзе писателей СССР позволяло вполне комфортно чувствовать себя даже провинциальным, не добившимся всесоюзного признания авторам. Обком партии помогал попавшим в «святцы» с жильём, трудоустройством, выплачивал через общество «Знание» хорошие гонорары за каждое выступление перед читательской аудиторией. Рассказывали, что членов Союза писателей СССР из Оренбургской писательской организации, которых в 70-е годы прошлого столетия насчитывалось всего шесть-семь человек, даже закрепляли специально за сельскими районами, в которых регулярно бывали писатели, а местное руководство за это подкармливало их дармовыми продуктами.
Другое дело, что стать «обилеченным» членом Союза писателей СССР было крайне трудно. Нужно было сперва издать одну, а лучше две книги, заручиться рекомендацией именитых писателей, и лишь после этого можно было рассчитывать попасть во всесоюзные литературные «святцы».
С первой книгой было особенно трудно. Конечно, когда речь шла об искромётном, не оставляющим ни малейших сомнений таланте, как это случилось с оренбургским прозаиком Петром Красновым, всё складывалось удачно. Были судьбоносное публикации первых рассказов в солидных, уважаемых литературных журналах, на которые обратили внимание такие активно творившие в ту пору классики, как Валентин Распутин и Виктор Астафьев. Первая книга «Сашкино поле», изданная тиражом в 200 тысяч экземпляров, читателей и почитателей которой я, например, встречал во время службы в армии в те годы на Украине.
Но так складывалась судьба у искромётно-талантливых. Прочим же, добротным «середнячкам», приходилось годами отираться среди старших литературных товарищей, входить в доверие, становиться «своим», накапливая журнальные, когда удавалось прорваться, публикации, печататься в коллективных сборниках... И, как итог, попасть, наконец, в план какого-нибудь регионального книжного издательства со свое книжкой в десять авторских листов, и с замиранием сердца ждать ещё несколько лет, состоится ли вообще публикация...
Тогда же, в 70-е, средний возраст автора первой книги, вступающего в Союз, составлял что-то около 47 лет.
Ну, скажите, способствовало ли такое положение дел писательскому «многописанию» (разумеется, я говорю сейчас в основном о прозаиках)?
Когда даже то, что уже написано давным-давно, никак не увидит свет. У кого не опустятся руки, хватит задора и «энергии заблуждения», чтобы при этом создавать, не вставая из-за письменного стола, всё новые и новые произведения?
С тех пор, пожалуй, осталось у наших писателей своеобразное окололитературное, «тусовочное» сознание. Стремление непременно сбиться в какой-то междусобойчик, организацию, помогающую, в первую очередь, выпустить в свет книгу, опубликовать творения в «своём» журнале, попасть в коллективный сборник.
Это привело к тому, что такая вот «организация» стала со временем выше, чем собственно творчество. Представьте себе Лермонтова, гордо щеголяющего званием «члена правления» какой-нибудь Пятигорской писательской организации. А наши «молодые» таким званием кичатся, и даже подписывают свои публикации.
Почему? Да потому, что считают «членство» своеобразным пропуском в «большую литературу». И чем их административный статус в таких вот писательских «междусобойчиках выше, чем гарантированнее выход книг (за бюджетные, разумеется, деньги), литературные премии «для своих», уважение и почёт в глазах товарищей по перу.
Но не читателей, разумеется.
«И фиг с ними, с читателями»! – соображает такой «обилеченный» писатель. – «Книжки мои издаются, в президиумах я заседаю, друзья – литературные критики восторженные рецензии пишут... А читатель? Да кто его, собственно, спрашивает? Может, он до оценки моего творчества вообще ещё не дорос»!
Так и живут, похваливая, пописывая и почитывая друг дружку, особо не напрягаясь...
Такое неторопливое писательское житьё-бытьё, кое-где сохраняется, и по сей день. Один известный в Оренбуржье прозаик, прочитав мою очередную повесть, вроде бы искренне её похвалил. А потом посетовал – то ли с раздражением, то ли с завистью: «Ну, ты их, повести эти, как пирожки, печёшь!».
Сам этот прозаик, подчеркну, хороший, не предъявлял обществу новых творений уже лет двадцать...
Насчёт «пирожков»... За двадцать лет активной писательской деятельности, так сказать, без отрыва от основного для меня журналистского производства, мною написано четыре больших рассказа, шесть повестей, два романа и две документальные повести. Всего чуть более ста авторских листов. Стало быть, по пять авторских листов в год – для профессионального писателя совсем не много. Какие уж тут «пирожки»! Оправдываю себя лишь тем, что к этому нельзя не присовокупить сотни газетных материалов всех жанров – от очерков и статей до «информашек» и фельетонов, что тоже заставляло двигать пером, отнимало львиную долю времени и душевных сил.
Конечно, не всё из прозы получилось равноценным. Что-то лучше, что-то хуже. Обнадёживает лишь то, что практически всё из написанного мною прошло своеобразный «качественный отбор» через публикацию в «толстых» литературных журналах, причём, что немаловажно, рукописи мои попадали в редакции не по протекции, как это сейчас частенько бывает, а, что называется, «самотёком». Были отобраны из сотен рукописей, поступающих редакторам по электронной почте чуть ли не ежедневно.
Для иллюстрации – случай с журналом «Урал». Тамошний редактор позвонил, радостно сообщив, что рукопись моей повести «Время 37-го» будет опубликована. Однако, случилось это... восемь месяцев спустя после отправки мною рукописи в адрес редакции. К тому времени она уже вышла в журнале «Искатель».
– Жаль! Если бы вы знали, какое огромное количество текстов мне приходится перелопачивать, чтобы наткнуться на что-то стоящее... – посетовал в своё оправдание редактор.
К чему это я о себе, любимом? А к тому, что писателя, как и волка, ноги кормят. Чтобы хоть как-то прокормится литературой сегодня, нужно писать много. Например, для благополучной, безбедной жизни западный писатель должен по договору с издательством выдавать по роману объёмом в 20-30 авторских листов в год. Не «Войну и мир», конечно, но откровенной халтуры и там не потерпят. Для этого автор должен работать регулярно, просиживая за столом по несколько часов в день. Без выходных и праздников, как тот же Стивен Кинг. Зато и награда – миллионные в долларовом эквиваленте, гонорары, мировая известность, переводы едва ли не на все существующие языки...
Недавно прочитал роман американки Элизабет Джордж. Детектив, конечно, но, сколько там деталей быта, как выписаны характеры персонажей, какие великолепные пейзажи провинциальной Англии! И, при том – захватывающий сюжет... В активе этого автора уже около 20 романов, примерно по 30 авторских листов каждый. Тот, что я прочёл, переведён, как сказано в аннотации, на все европейские и азиатские языки, японский, китайский, и прочие, а общий тираж только этого романа составлял на тот момент (книга 2008 года издания) 45 миллионов экземпляров! Работает как писатель она, конечно же, напряжённо, но обеспечила себе безбедную жизнь и за бюджетными, спонсорскими деньгами с протянутой рукой наверняка не стоит.
Можно, конечно, хмыкнуть пренебрежительно насчёт «масскультуры», прижимая к груди собственную книжонку в десять авторских листов, вымученную за двадцать лет, изданную на деньги спонсора тиражом в 100 экземпляров. И при этом осознавать в глубине души, что твои собственные ностальгические воспоминания о босоногом деревенском детстве пятидесятилетней давности, или рефлексии далёкой юношеской поры в принципе не способны привлечь внимание массового читателя. И сто экземпляров для такой книжки – вполне подходящий тираж. По числу потенциальных читателей.
В принципе, у каждого автора нынче свой читатель найдётся. Это может быть один человек – мама, которая, прочтя твои первые стихотворные строки, воскликнет удивлённо и радостно: «Молодец! Ты прямо как Пушкин!». Или, к примеру, несколько представителей литературной тусовки, которые приветствуют все сочинения членов «междусобойчика», а если этот сочинитель, скажем, оказывается их литературным начальником, председателем или хотя бы, как упоминалось выше, членом правления, восторгам по поводу творчества литруководства не будет конца. Можно даже, обладая известной долей наглости и нахрапистости, с помощью бескорыстно-дружеских, или проплаченных рецензий, убедить в своей гениальности некоторое количество окружающих. Но заставить это ЧИТАТЬ значительное число соотечественников, а тем более иностранцев – всё равно невозможно.
Писать много и, скажем так по-казённому, качественно – это огромный умственный, да и физический труд. Успеха, в котором, как и во всяком деле, можно добиться только, если не отбывать уныло подёнщину, а работать много, увлечённо и радостно. Труд, требующий, кроме прочего, и значительных волевых усилий. Ибо человек, пишущий ежедневно, каждое утро будет находить тысячи причин, услужливо подсказанных сознанием, почему именно сегодня не стоит браться за перо, что благоразумнее подождать вдохновения, не мучится над каждой фразой, и тогда всё пойдёт, как по маслу...
Некоторые ждут вдохновения десятилетиями.
Абсолютное большинство ступивших на писательскую стезю не работают регулярно, профессионально. И тогда, оставаясь всю жизнь автором одной, отнюдь не выдающейся, повестушки, или полутора десятков стихов, рассказиков, они особо крепко цепляются за статус члена писательского Союза. Который как бы даёт им юридическое право причислять себя к этой действительно тяжелейшей, самоубийственной, сжигающей всякого, ступившего на путь настоящего писательства, профессии.
Отсюда и неистребимое стремления к «членству» в разного рода писательских организациях и Союзах. Кое, несмотря на произошедшие в писательском ремесле и издательском деле изменения, по-прежнему даёт возможность как-то кормиться, или, будучи личностью абсолютно ничтожной, никчёмной, иметь видимость хоть какой-то общественной значимости.
К слову сказать, ни в одной из редакций литературных журналов, столичных и региональных издательств, в которых я публиковался, где выходили мои книги, не поинтересовались, являюсь ли я членом какого-то писательского союза. Перед редакторами был только текст моих произведений, которые они либо принимали, либо отклоняли, что тоже случалось...
Я уже писал о поистине революционных изменениях, произошедших в издательском деле России за последние два года, а в мире – ещё на несколько лет раньше. Речь идёт о стремительном распространении электронных книг и площадок самопубликаций, среди которых, прежде всего, выделяется «Амазон».
Теперь между автором и читателем, по сути, ничего не стоит. Читатель волен выбирать из огромного числа выставленных на продажу книг то, что ему по нраву, что заинтересовало, затронуло какие-то струнки в глубине его души. Перед писателем открывается многомиллионная, без преувеличения, аудитория потенциальных читателей, в нашем случае – русскоязычных. Готовых платить за электронную книгу реальные деньги – в среднем по доллару за проданный экземпляр.
Проблема лишь в том, чтобы создать литературное произведение, достойное их внимания.
Сойдёт и повесть про босоногое детство,– тема, столь популярная в творчестве оренбургских писателей. Но только если вы, например, написали о нём примерно на таком уровне, как Марк Твен в «Приключениях Тома Сойера». Если хуже – массовый читатель, естественно, выберет не вас, а Марка Твена. А вам останется, плюнув на современные технологии, издать своё творение за собственный счёт тиражом в сто экземпляров, и бегать по библиотекам, навязываться, собирая жидкие аплодисменты сонной аудитории, набранной с миру по нитке для встречи с «местным автором».
Можно брюзжать по поводу того, что англичанка Джоан Роулинг своим Гарри Поттером заморочила головы детям едва ли не всего земного шара. А можно, напрягшись, написать хорошую детскую книжку о похождениях Гриши Горшкова. Такую, чтобы российские подростки ею зачитывались. Но это – трудно. Проще брюзжать...
Настоящие писатели, стремящиеся донести свои идеи, то, ради чего они, вообще-то, и взялись за перо, до возможно большой аудитории, должны напряженно думать о том, как привлечь внимание потенциальных читателей.
Кто-то добьётся этого, предложив захватывающий сюжет, проявив умопомрачительную фантазию. Кто-то – возьмёт изысканностью слога, завораживающим стилем. Кто-то – будоражащими, вызывающими яростные споры общественно-значимыми идеями... Вариантов для пишущего человека множество.
Совет начинающим: пишите много, пробуя себя в разных жанрах – поэзии, прозе, драматургии, детской литературе. В фантастике и детективах, приключениях. Помните, что ваши тоскливые литературные рефлексии при сумасшедшем ритме нынешней жизни сможет прочесть до конца только приговорённый к пожизненному заключению, отбывающий срок в одиночной камере. «Занимательность – это вежливость писателя в отношении читателя» – заметил как-то Юрий Поляков. Будьте вежливыми!
Всё сказанное здесь выше относится всё-таки в основном к прозе. Прозаику, даже не слишком талантливому, для создания произведения требуется хотя бы некоторая толика самоорганизации, упорства, усидчивости.
В провинциальной поэзии ситуация вовсе аховая. Любой бездельник, порхая по жизни, словно птичка божья, с ветки на ветку, дриснув при этом стишком, может объявить себя поэтом, причём гениальным. Поскольку стихов люди в абсолютном большинстве своём совсем не читают, верят на слово. Ну, гений так гений. Нам до вашей поэзии всё равно дела нет...
И зря, между прочим. Ибо «гении», ряды которых умножились настолько, что даже на просторах оренбургских степей стало тесновато, требуют к себе и отношения соответственного. И, если не пожизненного государственного пансиона, то хотя бы издания их стихотворного помёта за бюджетный, а значит, общенародный счёт.
Потом тиражи этих бесталанных книг за отсутствием почитателей щедро предлагаются библиотекам. Библиотекари – люди тактичные, отказать самоназванным «писателям» им неудобно. Берут. И отмечают дружно, что благодаря таким «пожертвованиям» в библиотеках области наметилась тенденция «замусоривания» книжного фонда...
Впрочем, качественная литература в Оренбуржье, конечно же, есть. Концентрируется она в основном в литературно-художественном альманахе «Гостиный двор». Литературные вкусы его редактора, поэтессы Натальи Кожевниковой не вызывают сомнения. Критерии отбора строги. Вот почему «Гостиный двор», выходящий с периодичностью четыре раза в год, признан одним из лучших региональных литературных изданий России.
Но вернусь вновь к организационным писательским делам.
В мае нынешнего года в Оренбуржье была создана Ассоциация писателей Оренбуржья, в которую вошли Оренбургское региональное отделение Союза писателей России и региональное отделение Союза Российских писателей. Что вызвало яростную, другого слова не подберу, реакцию руководства Оренбургской областной общественной писательской организации СПР. Почему? Да, прежде всего потому, что тем самым посягнули на «междусобойчик», в котором всё давно устоялось, можно сказать, устаканилось. А в Ассоциации на первый план вышли самые именитые, талантливые, имеющие всероссийскую известность писатели Оренбуржья. А не некие безликие «члены правления».
Значит ли это, что я против создания писательских Союзов, местных организаций? Нет, конечно. Но на первом месте, на мой взгляд, для писателя должно оставаться личное творчество. Мы пишем, творим, так же, как и умираем когда-то все, в одиночку...
Писательские объединения нужны, прежде всего, чтобы отстаивать интересы профессионалов. Например, до сих пор не решены вопросы начисления трудового стажа писателей, пенсионного обеспечения. Нет чёткого понимания того, кого, собственно, можно считать профессиональным писателем? А кого – любителем, литературным деятелем, и т.п.
Недавно услышал такие цифры. Сегодня в России насчитывается примерно 120 тысяч человек, выпустивших хотя бы одну собственную книжку, объединённых в 27 различных творческих «писательских» Союзов. Понятно, что такую орду – переводя на военный язык, 12 (!) стрелковых дивизий, ни одно правительство прокормить не сможет.
Поэтому бесконечный, бесконтрольный и, главное, не подтверждённый реальным читательским спросом рост числа «обилеченных» членов Союзов писателей всех мастей, только дискредитирует попытки хоть как-то помочь настоящим писателям.
Критерий, кого можно считать настоящим писателем, по моему разумению, может быть только один – востребованность книги того или иного автора реальным читателем. И чем больше таких читателей – тем значительнее фигура писателя.
Других вариантов, к сожалению, для писателей, и к счастью для читателей, просто нет.