Но точно знаю: если автор ждёт похвал и ничего более, и намертво уверен, что он их заслуживает и получит, то такой автор вряд ли будет расти творчески. И как сказал бы врач-диагност (а я выступаю в таком случае именно в этом качестве!) – позитивная динамика не представляется возможной. Театральные говорят в аналогичном случае, что если актёр плохой, то аплодисменты делают его ещё хуже. Перспективный автор должен любить не себя, а своё творение более себя, любимого, иначе творения нормального не будет. Эгоизм в творческом процессе заведомый неформат. Поэт должен присутствовать в своём творении именно как Творец – быть вездесущим и невидимым, а не тянуть одеяло с детища на себя. Пару недель назад молодой автор прислал длиннющее стихотворение (это минус!), но честно признался (это плюс!): «Вот даже не знаю, с чего начать, вижу, что далеко от совершенства, а как подступиться – не имею представления...». Ну это как к врачу приходит пациент, который уже осознал, что болен и что-то надо с этим делать, но при этом не понимает – как и что ему делать, чтобы выздороветь. Хотя бывает и такое случай в литературе, что приходит «больной» (читай – автор) и начинает с пеной у рта убеждать консультирующего врача (читай – писателя), что он, пациент, здоров (читай – он, автор, творчески состоятелен).
Что делают в таких случаях, когда нельзя спасти автора от него самого? У каждого писателя свои способы, но я, к примеру, ласково говорю: «Я рада, что вы собой довольны и у вас всё отлично. Тогда вам не ко мне, вам сразу в комитет по присуждению государственной премии». Убеждать никого ни в чём не надо – надо ценить себя и своё время.
Возвращаясь к автору. Посмотрела стишок, реально – далёк от совершенства. Хаотический поток сознания сегодня частенько молодыми авторами позиционируется, как стихи. Однако к стихам это не имеет отношения даже по касательной, не говоря уж о том, что не всякий стих, грамотно и в рифму сделанный, выстроенный ритмически, имеет отношение к поэзии. Тем не менее: ремеслом надо владеть, его надо постигать, даже если ты не гений! Выдающийся литературовед Вадим Кожинов именно так и дифференцировал – стихи и поэзия, т.е. это не одно и то же. Поэзия, как красота, как любовь. Мы её видим с первого взгляда. Стишок бывает несовершенен, в нём есть над чем поработать, но ясно видно, что он – принадлежность поэзии, ибо автор мыслит и видит мир, как поэт, просто ему не хватает умения выразить свое видение мира в словах, а этому надо учиться (причём, всю жизнь!). Цветаева по этому поводу говорила так: «Поэт – это равенство дара души и глагола».
Увы-увы, автор, приславший стих на диагностику, проживает далеко от Оренбурга, и чисто физически-географически не имеет возможности посещать мои мастер-классы. Инорегиональных авторов, которые не знают, как подступиться к собственному детищу, много, очень много. И, конечно, каждому не ответишь индивидуально, потому порой я вынуждена проигнорировать подобные письма. Как говорится, письмо, где вы просите меня помочь, я не получала. Никакая тут не спесь и не гордыня с моей стороны, это просто физически невозможно... Когда на семинарах своих поясняю авторам какие-то вещи, то это всё-таки не в индивидуальном порядке, сразу всем говорю: «Слушайте сюда и запоминайте!». А если говорить каждому персонально, тут никакого языка не хватит!
Потому и решила как-то какие-то алгоритмы прописать навскидку для начинающих. Что-то вроде предисловия к методичке (жуткое словечко!). Но не под названием «Как делать стихи!», ибо как их «делать», никто не знает, и Маяковский, которому принадлежит это выражение, не знал. Честнее написать – «Как я пишу стихи». То есть говорить и отвечать за себя. Всякий, кто хочет узнать, подходит ему моя система или нет, просто пусть почитает мои стихи и сам решит, подхожу я ему в качестве мастера или нет. Ибо я держусь мнения, что не надо слушать советы человека, на которого ты не хотел бы быть похожим. Лично я советы Есенина и Пушкина с замиранием сердца бы слушала и записывала, советы Лермонтова, Блока, Кедрина, Кузнецова, Куняева, Семичева, советы Лютого слушаю... Я учусь только у тех, кем могу восхищаться. Опять-таки никому своему мнения не навязываю, но озвучиваю. Какой-нибудь «поэт опилкин» пусть пилит свои опилки подальше от меня! Ибо его советы для меня это даже не шум ветра: у ветра поэту можно многому научиться – быть певучим и естественным, к примеру...
Каждый поэт должен отвечать за себя. Если есть что сказать – непременно надо сказать. Уверена, что лекции Кузнецова надо бы в Литературном институте издать для поэтов непременно. Эти лекции – прекрасный фитнес мозга для поэтов! Почему доселе этот уникальный лекционный материал не издан – непонятно. А когда непонятно с точки зрения прагматики, значит, причина в банальной зависти. В данном случае даже в посмертной зависти к таланту Юрия Кузнецова! При этом я частенько на буккроссинге вижу изданные чуть ли не стотысячными отражами книги, где советы «как стать поэтом» дают люди, не имеющие ни имён, ни понятия, как это сделать. О море надо спрашивать у моряка, а не у сапожника! О поэзии надо спрашивать у поэтов. Смешна книга вроде «Поэзия и жизнь», автору которой так и хочется сказать: «Дядя, ты вообще кто такой и что в литературе создал, чтобы таки пафосом дышать? Никто ты был при жизни в советское время, а спустя несколько десятков лет твоя полная профнепригодность стала ещё очевиднее...».
Рубцов не написал таких своих размышлений о стихах и литературе. Но две его строчки о поэзии:
И не она от нас зависит,
А мы зависим от неё.
Содержат объём многотомного исследования о соотношении личности автора и назначении поэзии.
Печально, что в основном бездари грешат тем, что учат писать стихи. Глухой учит петь, слепой рисовать, безногий танцевать – у нас ведь так завсегда! Ну да вернёмся к стихам. Понятно, что каждое стихотворение и каждый автор – случай сугубо индивидуальный. Тем не менее какие-то закономерности работы со стихотворным текстом есть. Хочу поздравить и даже частично обнадёжить авторов, которые не знают, «как подступиться», что они уже подступились. Подступились к собственному творению, как к крепости, встали на путь обретения профмастерства, начинающегося с понимания, что «детище» их далеко от совершенства и с этим надобно что-то делать.
Любому автору, который хочет расти, обязательно нужны творческие семинары. Неважно, что порой их ведут мастера, прочитав стихи которых, понимаешь – ничего не умеет, окромя как поучать. Но даже в этом, не очень оптимальном, случае семинар даёт возможность творческого общения и возможность хоть какой-то огранки – автора и текстов. Я посещала не так много семинаров, в одном, когда только начинала, пробыла лет несколько. Руководитель семинара за всю свою жизнь написал от силы сорок стихов, да и те были далеки-далече от поэзии (хотя рифма была!), это понимала даже я, на ту пору начинающая. Как правило, практически все семинары идут по пути обсуждения. А само слово «обсуждение», согласитесь, как то так подозрительно созвучно слову «осуждение». И вот я годами ходила в этот семинар ОСУЖДЕНИЯ (зато обрела характер, ибо ничто так на воспитывает в писателей характер, как попытки уничтожить писателя!), слушала умные речи о литературе (умные, как сейчас понимаю – с изрядными допусками). Научилась отличать ямб от хорея, понахваталась умных слов (которые более критику, а не поэту, пристали!), понаслушалась поучений-нравоучений, но при этом ясно видела – мои стихи лучше не становятся. Творческой динамики нет! Если бы избиение-обсуждение авторов автоматом приводило к улучшению его творений, такое избиение и потерпеть не грех, ради детища-то. Избили тебя, филологически отметелили, и автоматически стишок – рррраз и стал лучше! Но увы, ничего подобного не происходит! Избиение есть, улучшения нет, ибо задача не уничтожить автора, а помочь улучшить текст. Ещё одна закономерность: чем менее творчески состоятелен обсуждант, тем активнее он учит других, как надо писать. А скажи ему просто – покажи, как поправить стишок? Резвый обсуждант тут же сникнет. Это верный признак, что он просто хотел самоутвердиться за ваш счёт, втаптывая вас в грязь.
И вот так ходит-ходит автор годами-десятилетиями на семинар, его обсуждают-осуждают, не имея в активе других – творческих! – возможностей самоутверждения. Творческого роста у обсуждаемого автора нет как нет, годики тикают, и вот он уже убелённый сединами, а как был в литературе никем, так и остался, потому что текстов звонких за его спиной, что стояли бы как дивизия ВДВ, нет... Мой собственный печальный авторский опыт сподвиг меня на другой формат проведения мастер-классов. Семинары на одном только обсуждении проводить не позитивно. Куда более продуктивен формат общего мозгового штурма – на половине семинара у всех начинает, как правило, прибаливать голова, но эта хорошая боль, как от фитнеса в спортзале. А тут фитнес мозга и учение на чужих ошибках не в плане, что пальцем тыкать на ошибки, но – подсказать автору, как ошибки устранить. То есть это семинары в формате литературного редактирования текста, практические мастер-классы. Каждый автор в идеале должен стать себе самому строгим редактором.
Слушаем автора, потом тестируем-диагностируем стихотворение, прорабатываем возможные пути его логического композиционного развития – в той логике, что автором задана. Потом по-гагарински говорим «Поехали!» и начинается самое интересное – то, что так любят семинаристы. Совместная мозговая работа. А она далеко от формального протокола. Потому у нас шум и смех, неожиданные реплики, даже самые сумасшедшие идеи и эпитеты не осуждаются, но приветствуются, ибо в поэзии порой именно самый сумасшедший вариант оказывается единственном верным... Впрочем, как и в высокой науке!
Не понимаю, когда на семинарах стоит кладбищенская тишина и дребезжит только нудный голос «мастера», изрекающего истины в последней инстанции... Ничего скучнее и непродуктивнее быть не может. Не хочу перехваливать авторов, но формат совместных мозговых штурмов уже через год регулярных занятий даёт очень ощутимые результаты в плане понимания специфики работы над стихотворным текстом. Не буду говорить, что я даже сапожную щётку могу научить писать стихи, ибо моя задача – научить писать стихи поэтов! Но отличать стихи от нестихов, уметь грамотно выстраивать стихотворный текст – этому можно научиться без ссылок на некие таинства поэзии. Без ремесла нет мастера. Приятно видеть, как человек, который на первых семинарах только ошарашено улыбался и хлопал глазами, начинает втягиваться и уже предлагает интересные варианты – эпитетов, композиции, построения строки и так далее... Значит, этот человек способен услышать слово и увидеть его потенциал... Совершенства в принципе не может быть, но мы к нему обязаны упорно стремиться всю жизнь, вне зависимости от статуса и творческих заслуг. Однако позитивная динамика авторов настолько налицо, что это очевидно всем. И все радуются за других, потому что растут вместе, помогая друг другу совершенствоваться и глядя в одном направлении – не друг на друга, а в направлении поэзии. Словно рыцари круглого стола, помогая совершенствоваться другим, совершенствуешься сам! Это дружество не отменяет, впрочем, творческого соперничества, без которого никуда. Поэтому на каждом семинаре я стараюсь отмечать тех, кто сегодня работал активнее и продуктивнее других. Что ни говори – мотивация важна!
Я никого никогда не ругаю. «Учить дурака – жаль кулака». А умный и сам всё увидит и поймёт. Не люблю, по правде сказать, «звезданутых» на собственной персоне, но таких, как правило, немного. Итак, как подступиться и с чего начать работу над стихотворением, если вы, автор, остались со своим детищем один на один и уже осознали, что ваше творение несовершенно. Что надо с детищем что-то делать, дабы оно не осталось дитёнком=даунёнком (хотя даунят любят больше, но для этого надо быть особенным родителем, и что толку плодить стишата-даунята?). Перво-наперво – внимательнее изучите написанные вами же первые две строфы. Всё, что вы там наговорили-написали – некий исходный посадочный «семенной» материал, из которого надо вырастить стих. Если вы к саженцам рябины будете применять технологию выращивания огурца – ни огурца, ни рябины не вырастите. Если вы приняли своего сына за дочку, потому что уж очень хотели дочку, и будете его выращивать девочкой, ну сами понимаете... Тут как в сказке Пушкина:
Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь.
Не мышонка, не лягушку,
А неведому зверушку.
Надо выяснить, что это за «зверушка» такая, ваш стишок! А для этого надо по максимуму забыть о себе и внимательнее слушать сам стишок, изучать его – каким он хочет быть написанным, о чём сигналит вам. Постарайтесь на этом этапе отключить родительский авторитаризм, не быть слепонемоглухим и услышьте собственное детище. Автор – родитель, стишок – дитя. Воспитание заключается в том, что не только родители воспитывают детей. Дети в неменьшей степени воспитывают нас. С ребёнком (со стишком) надо уметь договориться для его же блага! Если, конечно, стишок при всех издержках подаёт признаки, что он живой, а не мёртворождённый, с мёртвеньким то не договоришься...
Первые две строфы говорят о том, какая возможна сюжетная композиция. Старайтесь в стихах не быть многословным, желая показать читателям, какой вы умный. Если вы пишете стихи, чтобы показать себя – вы не будете расти. Мы пишем стихи ради самих стихов. Мы рожаем детей ради самих детей. А вовсе не ради того, чтобы стакан воды нам подавали в старости. Какой родитель в идеале не хочет быть обузой ребёнку? Так и со стихами. Порой автор, нарожавший слабенькие стишата, вынужден пожизненно таскаться с ними, как с даунятами, которые уже никогда не повзрослеют и не станут самодостаточными от родителя-автора. Автор, породивший сильные стихи, вправе рассчитывать на то, что со временем не он им, а они ему станут надёжной опорой. И сами будут себя печатать, и «тащить» за собой автора, а не он их будет пожизненно пристраивать их по изданиям. «Хороший конь сам себе наездника выбирает». Тут надо чувствовать, когда помогать детищу-стишку, а когда отойти в сторону и не мешать ему. В сторону родители отходят тогда, когда стих выращен ими. Но мы сейчас говорим об этапе, когда стишок ещё «дитятко». И его ещё надо родить нормальным, воспитать (отредактировать) и уже потом выпускать в свет (печатать).
Постарайтесь понять, что хочет вам сказать в первых строфах ваш же стишок. Первые две строфы – это детство стиха. А все мы, и стихи тоже, родом из детства. От того, насколько вы творчески правильно поймёте свое детище, зависит судьба детища в данный момент и ваша авторская судьба на перспективу. Если вы из талантливого футболиста-сына будете растит пианиста, в итоге выйдет алкоголик.
Далее – понимайте, что в поэзии «за базар надо отвечать». То есть – чем более профессионален автор, тем менее он многословен. И тем более умеет отыграть каждое слово и каждую метафору, что «зарядил» в начале. «Если в первом акте висит ружьё – в конце оно должно выстрелить» (Чехов). Иначе на фига было его вешать вообще? Если у вас в тексте толпа «словей», отыграть их априори не получится, это всё равно, что сто мячей на футбольное поле закинуть, убить игру. Многословие – бич молодых поэтов, они пишут каждый стих, как последний, стараясь впихнуть в оглобли своего опуса всю вселенную и весь свой богатейший внутренний мир. В итоге из этого ВСЕГО не получается ничего! Пшик!
Каждое стихотворение в идеале должно быть драматическим произведением. В нём должна быть премабула-зачин-прелюдия и как, пардон, в сексе (дети меня сейчас не читают, надеюсь?), кульминация. Без кульминации стишок не будет полноценным. Это аналог жизни – всё в мире растёт, потом расцветает, потом плодоносит, в противном случае это – пустоцвет. А иной стишок даже пустоцветом назвать нельзя! Такие простые ассоциации помогают избавиться от сомнительной терминологии насчёт инобытия логоса и прочего консенсуса корреляций. Автор притащил изданную на собственные средства толстенную книгу в переплёте – бездарную! Дяденька взросленький. Можно ему много говорить и долго, но стоит ему сказать, что в литературе, как в сексе: главное не размер, а умение, как сразу он и все всё понимают... Просто и доходчиво!
На семинарах у нас есть креативная игра – найдём кульминацию в том или ином стихотворении. И, как правило, все называют одни и те же строки (строку). Не обязательно она бывает строго в середине, может и ближе к началу, или совсем в конце – но кульминация должна присутствовать, иначе стишок попросту не состоялся.
...Первые две строфы – это детство стиха, которого надо вывести на зрелость. Если последующие строфы мешают этому, придётся попросту ими поступиться. И поймите ещё одно. Когда стишок написан попервоначалу, и вы не знаете, как к нему поступиться, вы сыграли его как актёр. Теперь выходите за периметр стиха, в котором вы находитесь, и включайте опцию «Режиссёр». То есть вы должны не просто захлёбываться эмоциями, что пристало актёру, но спокойно и строго представить сценографию стиха. Итак, на этих подступах пока прервёмся.
Продолжение следует!