– Чьи это картины? – интересуется галерист, или как там у них должность ответственного лица называется...
– Мои, естественно, – вроде даже обиделся автор.
Но заведующий всё ещё сомневается.
– А позвольте вас попросить, милейший, что-нибудь эдакое нарисовать...
Посетитель со свёрнутыми в трубочку полотнами подмышкой взвивается:
– Вы что, мне не верите? Говорю же – я их писал. А рисовать что-то прямо сейчас у меня условий нет. Красок под рукой. Настроения.
– Вот вам карандашик, бумага, – не отстаёт галерист. – Ну хоть набросочек. Моё лицо, к примеру. Портретик. Хотя бы в общих чертах...
– Я – великий художник! – окончательно разобиделся автор. – И всякую ерунду по вашему желанию рисовать не намерен...
Ушёл, хлопнув дверью.
«Может, и впрямь великий художник», – пожал плечами галерист, но сомнения остались...
Трудно назвать художником человека, не способного продемонстрировать публично простейшие навыки рисования.
А вот поэтом не способного срифмовать пару строк, оказывается – можно.
Есть на российских литературных просторах некий автор, именующий себя поэтом.
Назовём его Сбруев.
Этот Сбруев уже лет пятьдесят бегает со стихами, утверждая, что они написаны им. Собственноручно. В приливе, так сказать, вдохновения. Причём посетившего его давно, пол-века назад. Затем ушедшего, и больше не возвращавшегося...
С тех пор Сбруев не написал ни одного стихотворения, ни одной прозаической или публицистической строчки.
Зато учит писать других.
А что ему ещё остаётся? Профессии нет, образования – тоже.
Поскольку полтора десятка имеющихся в его распоряжении якобы собственных стихов не хватит даже на полноценную книжку, повадился издавать коллективные сборники. В которые, среди прочих, вставляет и якобы "свои" бессмертные вирши. Всегда одни и те же. Пятидесятилетней давности.
Может ли случиться, что бы Пегас ускакал от пиита так вот надолго? Безвозвратно? Так, что бы человек хотя бы заметку в газету презренной прозой не мог написать? Уникальный. признаемся, случай. Это ж за какие грехи можно так наказать человека?!
– Да не писал никогда он вовсе стихов, – предположил один хорошо знающий Сбруева поэт. – А те, с которыми носится, спёр у кого-нибудь. Например, у своего дедушки, который в первой половине прошлого теперь века тоже литературным упражнениям был не чужд...
Не берусь утверждать такого. Это ж тогда вообще монстр какой-то, а не учитель молодых получается?!
Страшно подумать!
Но сомнения крепкие всё-таки остаются...